Небольшая прогулка в сторону Исполиновки. В воздухе застоялый запах мазута. Воздух неподвижен. Серая промокшая рогожа неба раскинута надо всем. Всё в каплях: кусты, былинки трав из-под снега, деревья, заборы, стёкла машин, капюшоны и шапки прохожих… Стволы елей, сосен и лиственниц черны. Сгоревшими тычинами проступают в столпах испарений. Снежные каши и грязи под ногами. Шумные их изводы под колёсами проезжающих машин. Редкое чавканье ног прохожих. Редкое и отчётливое за сотни метров. Мощная снегоуборочная машина промчалась со стороны Комсомольского, шумно гоня перед собой влагу и снег.
Спрятал ноябрь нас в тесную колбу, где нет ощущения пространства, где скуден свет, где не дышит солнце,где умер ветер, где живут молчаливые птицы и люди, где, кажется, остановилось, пресеклось само время. И не по себе людям. Прохожу мимо колодца. Одна из пенсионерок с трудом набирает ведро. Помогаю. Несу к дому, к калитке. «Где хозяин? Почему сама-то?» – «Ой, лежит, весь больной. Вон ноябрь-то какой. С палкой по дому передвигается».
Чёрные больные реки, речки и ручьи, едва стянутые по берегам больными льдами и прилипшей больной шугой. Замолчали. Устали бормотать и предзимне шуметь.
И весь день ни одного птичьего голоса – только бесшумные тени сорок в промокших ветвях и в снежном киселе дорог.