В предгорном Кореизе и в Мисхоре
Свернулась кошкой сонною жара.
Не шлёт прохлады штилевое море,
И над Ай-Петри замерли ветра.
Блестит кремнистый путь, но в царство тени
Уходит он, от бытия устав,
Теряясь в тёмной зелени растений
Под сению высокого креста.
Здесь вечного забвенья порубежье,
Здесь дальше для живых дороги нет,
Сюда приносит воздух побережья
Не пыль веков, а соль прожитых лет.
Бесформенностью туи всё размыто,
И в зарослях ни линий, ни фигур –
Одни лишь покосившиеся плиты
И вросший в землю каменный бордюр.
Здесь имена и даты полустёрты,
Но оберег на плитах уцелел:
«Миръ праху твоему» - хранитель мёртвых,
Посланье перешедшим за предел.
Недвижный зной – как погребальный пламень,
Как жерло печи, близок небосвод.
Неслышными звучит колоколами,
Стоит в глазах багровый тяжкий гнёт.
Но в тусклой тесноте, как вестник белый,
Как луч надежды, как воды глоток,
Прильнул к плите шершавой и замшелой
Чуть выцветший искусственный цветок.
Бесплотен след ушедшей Эвридики,
Но вход в Аид, забвенью вопреки,
Орфей отметил белою гвоздикой
И память взял себе в проводники.