Лёня в семье был пятым ребёнком и последним или, как говорили в деревне, – заскрёбышем. Рос не по годам деловым и хозяйственным. По утрам вставал вместе с матерью и отцом и вместе с ними шёл на ферму, где мать работала дояркой, а отец – скотником. И, несмотря на то, что ему ещё не было и шести лет, он брался за любую посильную и непосильную работу: то подносил матери воду, чтобы подмыть вымя у коров, то относил молоко в красный уголок. Иногда помогал отцу раздавать сено коровам по кормушкам. И не редко бывало так, что к концу смены он просто-напросто усыпал, сидя на стуле в красном уголке. Да и не мудрено было и уснуть, так как на ферму из дома уходили в пять часов, а то и раньше. А когда приходили домой с фермы, их ждал уже накрытый стол: картошка горячая из чугуна и блюдо капусты. Иногда бабушка баловала их блинами или шаньгами, испечёнными в печи. Лёня ощущал себя взрослым и поэтому не позволял себе ни хныкать, ни плакать. И работал, и ел так же степенно, как и его отец.
Два брата и две сестры уже учились в школе, что находилась в десяти километрах от деревни, и жили в пришкольном интернате, а домой приходили только на выходной.
Конечно, Лёня знал, что и ему предстоит идти в школу на следующий год, но то, что это время подойдёт так быстро – он никак не ожидал. Но первое сентября всё же наступило и он вместе с братьями и сёстрами направился в школу. К жизни в интернате привыкал с трудом: поначалу он вскакивал в пять утра, готовый бежать с мамой и папой на ферму, но к нему подходила ночная няня и шептала: «Лёня, ещё рано. Ложись. Спи». Он снова залезал под одеяло, но, как ни пытался, заснуть больше так и не получалось.
В классе тоже не всё было просто. Особенно на уроке со странным названием «Чистописание». Учительница постоянно требовала выводить какие-то линии, которые у него получались кривые, корявые и прыгающие и она заставляла переписывать их снова и снова. И, однажды, не выдержав такого «издевательства» над собой, Лёня в сердцах спросил:
– Когда закончим этой ерундой-то заниматься? – На что учительница ответила: – Лёня, это не ерунда, а линии, которые нам позднее помогут правильно писать буквы.
Но, видимо, ответ учительницы его не удовлетворил и тогда он пробурчал:
– Ну, подождите, я вот скажу Сашке Звереву, так он вам даст буквы!
Сашка Зверев был из его же деревни, но старше Лёни на три года и слыл отъявленным хулиганом: курил, постоянно кого-то обижал и не слушался родителей. Дети в классе притихли и смотрели то на Лёню, то на учительницу то ли с испугом, то ли с интересом: «Что теперь будет?» Учительница немного опешила, но быстро справилась со своими эмоциями и слегка улыбнулась. Ученики, глядя на учительницу, тоже сначала заулыбались, а затем громко засмеялись… Лёня смутился и покраснел. Прозвенел звонок.
– Урок окончен, – сказала учительница, и дети зашумели, вставая из-за парт, стуча их крышками и готовясь к следующему уроку.
Слова детской угрозы затерялись в смехе, шуме и … последующих ещё двадцати с лишним годах работы в школе и только иногда всплывающих в памяти первой учительницы мальчика Лёни, который стал хорошим человеком: любящим и уважающим своих родителей, трудолюбивым и отзывчивым на чужую беду.