Младшая моя сестренка,
Что же ничего не скажешь мне?
Любэ, “Сестренка”
Лучше оставьте хоть надежду,
Не стирайте песни зря –
Вам не забыть ни слов, ни нот.
С. Минаев, “Анжелика”
Остановись, мгновенье!
Гете, “Фауст”
Knock-knock-knocking on the heaven’s door.
Bob Dylan
Я никогда не дал бы тебе самой
Писать за себя –
Ты и без того запуталась.
Тогда, в кафельной комнате, ты сказала:
“Случайностей не бывает!”
Тысячу тысяч раз нарушив эту заповедь после.
… Маленькая девочка с белыми кудряшками колец,
Или – кольцами кудряшек, я, черт побери, не знаю, кто
Сбросил тебя с мертвого корабля задолго до гавани,
И потопил в воде сомнений твое огромное сердце,
И перекрасил твои белые кудряшки; кто
Дал тебе имя беззащитного волколака
В мире расчетливых эльфов; кто
Натянул между нами
Тончайшую нить,
Никогда не разрывавшуюся…
… И когда ты плакала на моем плече,
Мое сердце тоже плакало –
Я не знал тогда, что слезы это только
Наше отношение к слезам.
… Мы могли долго-долго считать на елке иголки
(сидя на бревне и обсуждая гопников)…
… Ты была моей самой лучшей,
самой способной,
самой любимой ученицей,
И самым суровым учителем жизни мне тоже была ты.
… (А еще ты принесла бутылку, она была живая и игристая,
Помнишь?)…
… У нас были тогда одни и те же галлюцинации,
одни и те же мысли;
И наверное – я был и остаюсь единственным,
Кто до конца, не осуждая,
Простил тебе все твои предательства, говоря: “Ничего,
Не плачь. Ты просто запуталась”,
И вновь подставляя руки и настежь распахивая сердце,
В которое ты не раз плевала…
… Ты самая яркая капелька в короне,
Венчавшей меня в часы триумфа
И валявшейся под троном, когда я плакал, не зная еще, что слезы это только
Наше отношение к слезам.
… Господи!.. Как
ты дал этому святому ребенку упасть с опустевших небес
мне в руки?
Зачем?!.
За что?!.
… Ты, исполненная с ресниц до пяток энергией расщепленного атома,
Ты – никогда не была одинаковой целых пять минут подряд.
Ты не менялась, меняясь…
… Ты легко вызывала любовь окружающих, и все же
Именно любви-то и не хватало твоим белым кудряшкам, перекрашенным
В другой (не в определенный, просто в другой цвет);
Ведь под мертвым, жестким панцирем старого корабля
Всегда была маленькая белая девочка.
Девочка, в разочаровании и отчаянии бившая куклу
Головой о камень, говорившая:
“Нигде, никогда, ни за что не будь такой как я!”
.. Ты ведь боялась жизни, как Гоголь – смерти,
Тетка Жизнь никак не могла одеться в твое любимое платье, и потому назло ей
Ты частенько писала
красное на розовом
завещание
(в другой уже кафельной комнате), но оно стиралось бесконечно, и приходилось
Заново писать…
… Ты тогда любила (я знаю это, не спорь даже!) детей, собак
И меня.
По крайней мере, так было тогда.
Что же сейчас отражают твои расширенные зрачки
И какую мелодию играет арфа твоей души, я не знаю…
… И ты так старалась не врать, а – не получалось,
И вот в этой-то искренной лживости и сосредоточена где-то вся твоя хорошесть.
(Я серьезно, приходи
Мокрой первоапрельской шуткой,
И тебя будет ждать горячий душ и большая комната на втором этаже.)
… Как же ты тогда любила мечи! Самая большая страсть –
Смертельно опасные игрушки, верно?
Ты верила в драконов и эльфийских принцесс, а мы за это
Дали тебе имя беззащитного волколака.
… А я верил,
верю,
буду верить,
Что с тобой все хорошо.
Я частенько говорил это себе, смахивая
Из уголков твоих глаз слезинки, не зная тогда еще, но понимая,
что слезы это только
Наше отношение к слезам.
… И теперь – жестокий мир отнял тебя у меня.
(Я взлечу наверх, упадешь ты вниз, посмотрев в глаза мне издалека
Глазами, синим всплеском мне плакавшимися о том, что уже никому не нужны).
Никто не отберет больше у тебя димедрол,
Никто не подставит плечо для белых кудряшек, ставших черными
(от краски?),
Никто не поведет за руку по тернистой полосатой тропинке к бытию,
Никто не натянет нить, боясь, что крепко взятая тобою бритва…
Просто кто-то однажды вынет тебя, запутавшуюся, из моей души,
И оставит только слово:
СЕСТРА.
1997 г.