И снова незаметно стало холоднее,
и чёрная трава — теперь уж просто чернота.
Где разобрать себя, когда и тёмная вода;
и звуки есть, которые названий не имеют;
и дни — от века до ресниц мягчайшее касанье;
и вся погода в острие зонта?
А чёрная трава — прощанье,
и стебли, заглядевшись, стекленеют
и прижимаются к земле на столько, сколько смеют.
И для чего мне разбирать себя?
Как можно на себя оглядываться в роще,
когда и мёртвый жук, и ветхая кора,
и всё, что было сложным языком — на деле проще.
Земля берет своё, стекаются все соки.
Нам между делом отыскать себя
в глухом лесу, до поздней ночи,
нет времени, желанья, цели, мочи.
И тёмные деревья так красивы, так высоки,
и чёрная трава — черна,
а небеса — глубоки.
И где-то промелькнёт мгновение крыла.