Марио

Прохор Наумов
Нет большего для счастья основания,
Чем первый крик ребёнка своего.
И нет страшнее в жизни наказания,
Чем пережить когда-нибудь его.

__________________________

I.

Давным-давно, лет сто назад примерно,
Разбив австрийцев, радуясь, что цел,
Чрез всю страну, от ПьЯве до Палермо   (1)
Пехотный возвращался офицер.

Он воевал на севере Италии,
Не видел дом родной ещё с весны.
И ехал на Сицилию с медалями,
Закрыв страницу мировой войны.

Не стар, чуть-чуть седИны, бакенбарды,
Неплохо сложен, благородный взгляд,
А звали его МАрио ЛомбАрдо,
Потомственный страны своей солдат.

Бегут вагоны к жёнам и к родителям,
Состав по рельсам празднично стучит,
И радовался Этна победителям, (2)
Салютом искр приветствуя в ночи'.

А пехотинец едет в эйфории,
Чтоб окунуться в мир простых забот,
Где Марио давно ждала Мария,
Нося под сердцем драгоценный плод.

И, хоть они и не были женаты,
Он верен ей, ему верна она.
Так иногда бывает у солдата,
Всему виной - разлучница война.

А за окном уже родной Палермо,
Народ бежит встречать со всех сторон,
Гремит оркестр, открыты все таверны,
И встал под свист торжественно вагон.

Объятья, смех, цветов вокруг немало, -
Богат в Палермо эмоциональный фон.
Блестит стекло железного вокзала,  (3)
Блестят награды, и блестит перрон.

И всё смешалось. Всё же, как ни странно,
Достигла фраза воинских ушей:
"Марио! МИнкья! ФИльо ди путтАна!
Кольёне, дОве сей андАто? Эй!"  / (4)

Любого, кто б такую фразу бросил,
Убил бы офицер. Но... крикнул он:
"Вай а кагАре, вЭкьо стрОнцо рОссо! "  / (5)
И был в объятья друга заключён.

Весёлый рыжеусый друг солдата,
От Бога доктор-химик, чёрный маг,
Талантом покорил недавно Штаты,
Италии родной прославив флаг.

АльфрЕдо СалафИя. Он в придачу
Своим умом науку познавал,
И в школе анатомии РандАччо
С племянником Ахиллом колдовал.

Альфредо бальзамировал покойных
(за что и отомстит ему Плутон):  (6)
У Времени он отбирал достойных,
Не отпуская их за Рубикон.

- Ну, что, Альфредо, как твои успехи?
Кого оставил людям навекА?
И кто ещё для горестной утехи
Златого не жалеет пятака?

Я не был здесь чуть больше полугода,
Но на войне другой идёт отсчёт.
От каждого заката до восхода
Порою вечность целая течёт.

И где Мария, почему не с нами?
Уж не забыла ли про мой приезд? /
- Нет, Марио. Здесь люди табунами.
Ей доктор на толпу поставил крест.

И да хранит её Святая Дева,
Коль бремя на последнем рубеже!
А на перроне риск высок для чрева,
Носить ей меньше месяца уже.

Вы столько лет, молясь Святой РозАлии,
Просили небо чудо сотворить,
В соборе все полы слезами зАлили, -
Извольте ж, сударь, божий дар хранить.

Работы много от событий ратных,
Но не пою осанну небесам.
В Сицилию везут лишь только знатных,
Другие - там, у Пьяве, знаешь сам. /

- Да, знаю, друг мой, говоришь всё верно,
Там, за рекою тысячи крестов.
Об этом мне подумать даже скверно:
Везти домой вагоны мертвецов.

Закончим этот разговор, пожалуй.
Оставим смерть, не будем Бога злить!
Хоть прОжили с тобой, мой друг, немало,
Мы живы, и нам жить ещё да жить. /

Вот так и шли домой два старых друга,
Прохожих восторгая по пути,
Не зная, по какому скоро кругу
И через Что придётся им пройти...

II.

Излишне тут про радость встреч рассказывать,
События смакуя по часам.
Поверьте, сицилийцы любят праздновать,
Всегда рад берег белым парусам.  (7)

И вот уже забыты расставания,
Ушло веселье праздничных пиров.
Лишь нежных вечеров благоухание,
И свежесть романтических ветров.

А в декабре из комнаты Марии
С улыбкой вышли врач и акушер, 
Вещая радость в День Святой ЛючИи, - (8)
И лил с улыбкой слёзы офицер.

Не зря ночами пред Святой Розалией
Вымаливал он счастье столько лет...
Неслышно дверь толкает в спальню Марио,
Ступая как Веспуччи в Новый Свет.

И тут его обыденность оставила,
Молитва лишь застыла на губах:
К груди Мария прижимала Ангела
В постели, словно в облачных клубах.

- Святая Дева... Где ж моя Мария?
Лишь агнцев божьих вижу в небесах!  /
- С ней ангелы недавно говорили,
И дочку дали с нимбом в волосах... /

- И что же эти ангелы сказали ей? /
- Что мы должны ей имя подарить. /
- Как назовём её? Лючией? / - Нет. Розалией.
ЕЁ должны с тобой благодарить.

Мы оба, дорогой, уже не молоды,
Она теперь отрада наших дней.
Отныне золотой иглой приколоты
И судьбами своими слиты с ней. /

Встал на колено Марио безмолвно,
И положил ей голову к ногам.
Мечталось, как втроём, играя с вОлнами,
Гуляют по лазурным берегам.

Привиделись банты и платьев кружево,
Рождественских свечей волшебный свет...
А можно ли желать чего-то лучшего?
Кто мудр, тот однозначно скажет - Нет.

Летели дни в заботах о прекрасном.
Про дочку же мы вправе говорить:
Своей улыбкой, своим взглядом ясным
Могла б любого зверя усмирить.

Розалия была младенцем кротким,
Как роза цвета нежного росла.
Как драгоценность в бархатной коробке,
Как ангел, так красива и мила!

Родители же в ней души не чаяли,
Своим безбрежным счастьем одержимы,
И как весенний лёд на солнце таяли,
Встречаясь взглядом с ангелом любимым.

А перед Днём мощей Святой Розалии   (9)
Мария с Марио вступили в брак законный,
И вот уж на июльском фестивале
Супругами шли праздничной колонной.

С малышкой, с фейерверками и песнями,
К ПОрта ФелИче шли проспектом чистым.  (10)
И что на свете может быть чудеснее
Улыбки дочки с бантом золотистым?

И что война?! ВОТ главная победа
В гармонии нашедших свой удел!
А рядом, веселясь, шагал Альфредо,
Решивший отдохнуть от скорбных дел.

Бежали дни, и месяцы летели,
И год прошёл, за ним пошёл второй,
А в головах мелькали только дни недели
Да даты календарные порой.

Уж позади Рождественские сладости,
И первый шаг, и первые слова...
И Марио всегда сиял от радости,
Лишь детских глаз забрезжит синева.

И всякий раз, как мальчик окрылённый,
В свой торопился милый сладкий дом.
Войдя же, растворялся, умилённый,
Едва увидев ангела с бантом.

И так ему казалось будет вечно,
Лишь не было б разлучницы-войны...
Но как же всё бывает быстротечно!
Прогнозы наши часто не верны.

III.

Последний день ноябрьский был прохладен,
Промозглый ветер в окна завывал.
Внезапный нЕдуг, лют и беспощаден,
Ворвался в жизнь Ломбардо словно шквал.

Он овладел дыханием малышки,
И за ударом наносил удар.
Родители без сна и передышки
Неделю сбить пытались страшный жар.

Врач выходил из спальни хмур и мрачен,
Качая сединой, не ждал чудес.
Была невыполнимою задача,
И чадо было в милости небес.

Родители, не веря в риск утраты,
Не знали, как страдалице помочь.
А за неделю до двухлетней даты
В огне перестаёт метаться дочь.

Глаза закрылись, резкий вздох негромкий...
Свеча погасла на окне сыром...
Обмякло тельце, и румянец тонкий
Лицо раскрасил ангельским пером.

Мария, задыхаясь, проронила
На вдохе, не сдержав, короткий крик:
-  Она уже не дышит..., слышишь, милый? /
И чувств своих лишилась в тот же миг.

Для Марио весь мир переменился,
В глазах темно, исчезло всё вокруг,
Казалось, сердца стук остановился,
И в адский ропот слился шёпот слуг.

Соседский мальчик сбегал за Альфредо.
А Марио походкою солдата
Ушёл к себе, закрыв дверь кабинета,
Осознавая полноту утраты.

Врач колдовал усердно над Марией,
Оставив тело дочки бездыхАнное.
Часы печально новый час пробили,
Отметив горе нотою органною.

Поспешный стук сапог разбил молчание, -
Альфредо прибежал, блестя испариной,
Его лицо темнело от отчаянья.
Остановившись, прохрипел: - Где Марио?  /

Ответа не дождавшись, в дверь врывается,
Во тьме исчезнув кабинета друга.
Глухой щелчок... Кусок свинца вонзается
В косяк дверИ под женский крик испуга.

Успел Альфредо в крайнее мгновение
Его избавить от самоубийства.
Он выбил ствол. И смерть своим движением
Лишь поцарапало его рукой  когтистой.

И сжав в объятьях друга безутешного,
Он прошептал: - Не стОит. Всё пройдёт.
Мы Богом посланы на землю грешную,
Пусть Он решает, кто когда уйдёт. /

- Прости, Альфредо, разум скорбь затмила.
Ведь путь мой был в сраженьях бесконечных.
Зачем Мадонна жизни не лишила?
Для мига счастья и страданий вечных?

Душой и сердцем с дочерью едины,
С рожденья и до самого конца.
Жить не смогу без локонов любимых,
Без ясных глаз её, без милого лица.

Жизнь без неё страданий преисполнена...
Скажи, Альфредо, сможешь мне помочь? /
И доктор, глядя словно в преисподнюю,
Промолвил: - Да. Ты будешь видеть дочь. /

- Любые деньги от меня возьми в награду! /
- Нет, Марио... Ты знаешь, мне сдаётся,
Вложить в такое дело душу надо,
Ну а душа моя не продаётся.

У капуцинов будет твоё счастье
Спать вечным сном в подземных катакомбах.
И будешь, друг мой, приходить к ней, спящей,
Тогда, когда душе твоей угодно. /

- Там город мёртвых, мумии в гробницах,
Кто стоя, сидя..., да не в этом суть.
От горя не дают освободиться,
Позволив на себя опять взглянуть.  /

- А ты чего хотел? Я не Создатель,
И не могу малышку оживить.
Могу лишь обещать тебе, приятель,
Всю силу мастерства в неё вложить.

Бог о'тнял брата у меня. Но, Марио,
Так вышло - ты по жизни стал мне братом.
Иди к своей Марии. А Розалию
Мне в школу принеси перед закатом. /

И с тем ушёл. А Марио в объятьях
Марию со слезами поддержал,
Одел малышку в праздничное платье,
И до заката на руках держал.

Затем, укутав в плащ родное чадо,
Отправился к Альфредо осторожно.
И шли у офицера слёзы градом,
И капали на дочку безнадёжно...

Альфредо колдовал самозабвенно,
Как истинный художник, не спеша,
Вводя раствор в артерии и вены
Усопшего недавно малыша.

На сотню лет опередил эпоху
Он в мастерстве своём. И, наконец,
Закончил главный труд свой, сделав кроху
Такой, какою знал её отец.

Оставил своё спящее творение
В украшенной крестами колыбели,
И вечной жизни олицетворение
Отправил в капуцинские тоннели.

IV.

В монастыре, который в скалах высечен,
В кубИкулах, что в горы углублялись, (11)
Нашли пристанище покойных тысячи,
Что триста лет в тоннели те вселялись.

Из всех её ужасных обитателей
Жемчужиной Розалия лежала,
Маня зевак, художников, писателей
Прекрасным неподвижным идеалом.

Но был средь них один, не относящийся
К подобным категориям старик,
Писать стиха с картиной не стремящийся,
Скрывавший от людей свой скорбный лик.

Он был такой один во всей Италии,
Безмолвен, строг и мрачен, как монах.
И каждый день в часовенку Розалии   (12)
Он приходил, как воин на часах.

У изголовья маленькой красавицы
Сидел подолгу, не меняя позы,
Рассказывая ей, - куда отправится,
Рукой костлявой смахивая слёзы;

Про то, как день прошёл, как друг приснился,
Про солнце за окном, про дождь и радугу,
Про то, как мамин крестик накренился,
И сил поправить нет уже, а надо бы...

Что в мире снова войны и лишения,
А Дуче обещал бороться с мафией...,   (13)
И вот какое маме сочинение
Придумал он вчера на эпитафию...

Так разговаривал с немою собеседницей,
Озвучивал события любые,
И ждал, когда из-под ресниц засветятся
Незрячих глаз две искры голубые.

И спящая красавица невольно
Чуть веки для него приоткрывала.   (14)
И с этим старый Марио довольный
Спокойно уходил домой, к вокзалу.

И было так до самой смерти Марио,
Пока глаза навеки не закрылись.
И души двух родителей с Розалией
Опять и навсегда соединились.

С тех пор Палермо древний чудом славится, -
Творением Альфредо гениальным, -
Часовней с телом маленькой красавицы,
Что вечно спит в своём гробу хрустальном.

И каждый, кто приехал на Сицилию,
Розалию Ломбардо посетил,
Тот мог услышать в склепе: "ЧАо фИлья",  (15)
Что старый Марио всегда произносил.
__________________________

С какою надо было жить любовью,
Каким глубоким чувством обладать,
Чтоб до кончины быть у изголовья,
И верить.
И покорно чуда ждать...


(29.10.2019)

(1) - Пьяве - река на севере Италии, место сражений 1-й мировой войны, Палермо - город на о. Сицилия (Ит.).
(2) - Этна - действующий вулкан на о. Сицилия.
(3) - ж/д вокзал в Палермо изначально имел конструкцию из металла и стекла.
(4) Mario! Minchia! Figlio di puttana! Coglione, dove sei andato? Ehi! - Марио! ... (грязное ругательство)! Сукин сын! Где ты шлялся, болван? Эй! (Ит.)
(5) Vai a cagare, vecchio stronzo rossa - Да пошёл ты..., старый рыжий засранец! (Ит.)
(6) - Плутон - бог загробного мира в древнеримской мифологии. От Альфредо Салафия (1869-1933) после смерти не осталось даже могилы.
(7) – Со времён царя Эгея (древнегреч.) белый парус предвещал возвращение живых с победой.
(8) – 13 декабря.
(9) – День переноса мощей Святой Розалии, летний фестиваль в Палермо, традиционно 15 июля.
(10) – конечный пункт шествия на фестивале переноса мощей Святой Розалии.
(11) – комнаты в катакомбах.
(12) – часовня Св. Розалии в Палермо.
(13) – Бенито Муссолини (1883-1945) — итальянский политический и государственный деятель, публицист, лидер Национальной фашистской партии (1922-1943).
(14) - Замечено, что маленькая Розалия «открывает и закрывает глаза». Изменения в открытии век связаны с изменением влажности внутри корпуса её стеклянной капсулы. Кроме этого имеет место оптическая иллюзия, создаваемая светом, который проходит через боковые окна.
(15) - Ciao figlia - Здравствуй, дочка (Ит.).

Статья о Розалии Ломбардо:
http://www.stihi.ru/2019/10/30/5158

Огромное спасибо
РИККАРДО ПУСАТЕРИ
(Riccardo Pusateri)
за консультационную помощь при составлении текста произведения!