***

Елена Зейферт
НА СМЕРТЬ МУЖА
Юрию Вайханскому

твой голос и мой слух встретились и полюбили друг друга, а ты уже носил
в себе плод смерти.

я слушала твои песни каждую по тысяче раз.

девочка любящая Рильке
девочка немка в фартучке и синей юбке
девочка с длинными золотыми волосами
с юной светящейся кожей
дружок
сестричка
находка
Geliebte
ты моя сказка, Лена.

я написал тебе десять писем, в каждом по одной букве:

я
т
е
б
я
л
ю
б
л
ю

я немолод, девочка.
недавно у меня умер отец, он был моим другом.
рядом с братом я заболеваю, он пишет пустые стихи, они меня душат.
моя жена ушла к другому и почему-то ненавидит меня. она не хотела от меня
детей. из нашей квартиры она забрала с собой… квартиру.
мои друзья пропали без вести, да, именно без вести, в мирное время.
у меня нет здоровья, родных, друзей, жилья, денег. ты возьмёшь меня
в мужья?

я полна радости и надежд, Юра. я никогда не устаю.
я напишу докторскую. мы выпустим диски и книги.
Юрочка, у нас родится красивая дочка, мы назовём её в честь твоей мамы,
и синеглазая девочка будет играть на твоей гитаре. 
мы будем жить богато. мы купим квартиру в Москве. или две квартиры,
вторую для дочки. хочешь у Ботанического сада?
мы увидим множество стран и семь морей. 
чтобы тебе было хорошо, я буду любить тебя больше, чем ты меня.
ты возьмёшь меня в жёны?

Леночка, фантазёрка, мы не сможем купить даже собственный светильник
в съёмное жильё.
я истощён, все ушли от меня. у меня есть один собеседник – Смерть.

Юрочка, я буду твоим собеседником, пусть Она уходит. мы с дочкой живые и рядом. между нами с тобой пятнадцать лет, пятнадцать сантиметров,
пятнадцать килограмм. представь, когда Анечке будет пятнадцать, как она
расцветёт!   

я этого уже не увижу. я привык к Ней, – ты взял гитару и, глядя немного
вверх, начал декламировать под инструмент «По одной подруге реквием»
Рильке.

но найдя меня первый, ты больше не отпускал меня ни на час. я видела, как
ты с интересом наблюдал за мной, позволяя отвечать тебе на трепетные
письма, целовать и обнимать тебя в ответ, дарить тебе французские рубашки
и потом гладить их с благоговением. никто не любил меня так сильно, как
ты.

ты каждое утро делал шаг ко мне, я шаг навстречу. я делала шаг, ты двадцать
навстречу. затем ты шаг, а я двадцать навстречу. взаимность. взаимность. она
многое может.

ты не сразу понял, что я живая, что мне нужен кров, еда, я бываю нездорова,
могу обижаться и плакать. это тебя удивляло.

на твоём виске набухала синяя толстая жилка. как я любила её гладить.
из уголка твоего лепного рта текла слюнка, я слизывала её языком. я ещё не
знала, как ты болен. я ещё не знала, что через время ты начнёшь умирать
заживо и будешь умирать много лет, теряя, теряя себя, теряя всех вокруг, кроме меня и Ани. я почти не узнавала тебя, но я была рядом. мы держались за руки, твои руки дрожали.

сколько внутреннего хрусталя мы разбили – коленные чашечки, рёбра, кисти
рук, падая на плиты московской работы, идя по мостовой. когда у тебя
начала отниматься правая сторона тела, ты, волоча правую ногу, вынес левой
рукой на улицу свою гитару, положил её на землю и ушёл от неё,
не оглядываясь.

– папочка, можно я лягу сегодня с мамой?
– нет, детка, мама ночью во сне иногда меня обнимает, позволь мне остаться здесь.

ты не остался здесь.

природа начинает заполнять ПУСТОТУ ПОСЛЕ ТЕБЯ – разрывая её
до вакуума, нагромождая дикие камни, ища корни, чтобы поскорее зарастить
ими зев пещеры. низкая, примитивная работа, скороспелый плод
обезумевшего ваятеля.

я бы уже разуверилась в природе, если бы не дочка, сидящая на коленях
перед пещерой, где скрылся ты, и гладящая кошку, пришедшую оттуда.

– возьми, возьми этот творожок и отнеси папе, котик. мне всего восемь. но я
собрала деньги из всех своих копилок и купила маме пальто. когда ты
вернёшься, котик, я передам с тобой папе мамино фото в этом подарке –
крупные тёмно-жёлтые пуговицы, как листья, и такие же волосы на плечах.

22 октября 2019