Мне не первой мучиться вопросами:
что со мной не так и в чём повинна я,
кто судья, чтоб выносить решение,
за какие отвечать грехи,
что внутри меня болит занозою,
будто хочет пить моей кровинушки...
... ночи две промучаюсь сомнением -
а потом иду писать стихи.
Тут закон один, понятно, подлости
и теорий всяких вероятностей
и ещё количества без качества -
это очень даже про меня:
я с утра с какой-то дикой скоростью,
даже предвкушая неприятности,
просто из какого-то дурачества -
залпом начинаю сочинять.
Дальше суд, возможно даже - совести,
приговор, понятно, обвинительный:
форма, мол, ну прямо не отделана,
мелкотемье, сляпано на глаз.
Извиняюсь, я пишу не повести,
про отделку - не была строителем.
Глубина? А что это и где она?
Извиняюсь, но не водолаз.
Мне на приговор тот - фиолетово,
мне таланта правила - не правила,
я стихом давно налево топаю
и тяну туда же жизнь мою.
Я в стихи не въехала каретою,
высший свет давно уже оставила,
вот сижу и полирую ж-ою
творчества корявую скамью.
Пригрозили вечным мне молчанием,
хватит заниматься рукоблудием:
всякий сюр, любовная пошлятина -
хватит задом стих полировать.
Я в ответ ответила мычанием:
намекала на неправосудие,
про "как дышло" и про отсебятину,
даже помянула "твою мать".
Угрожали: ваше вам аукнется,
вы стихом не вешайте на ухо нам,
уж и так намучились порядочно.
"Высший!" И определили срок.
Порешили: пусть сама преступница,
хочет - пулей, хочет - чем-то кухонным,
дальше кислотой, чтобы ни пятнышка
и анализ генный не помог.
Я совсем ни капли не безгрешница,
насмерть придушила бы коррупцию,
гада педофила и насильника -
но на стих рука б не поднялась.
Вот смотрите: ножки и столешница,
ставим корреляцию с обструкцией,
в рифму тут же вырос подосиновик -
и работа мысли началась!