Я был Ничем и буду Всем.
Я заслужил на это право.
Ловил в обугленной росе осколки сумеречной лавы и в них искал холодный взгляд и свет луны на бледной коже.
Сухие руки вновь кровят.
[ты тоже помнишь это? Тоже?]
Я не любил тебя любить и ненавидел ненавидеть; я так хотел тебя разбить, сломать в чудовищной обиде,
но я не мог.
И не могу.
И не смогу.
[и это странно]
Я вечно слеп, я вечно глух, я обнажён для новой раны,
держи уже который нож – их слишком много накопилось.
Захочешь – знаю. И возьмёшь.
Возьмёшь всё то, что не разбилось.
Я весь – твой раб.
Я весь – твой Бог.
Я адом был и буду раем.
Я сладкий яд.
Я горький сок.
Боготворим и презираем.
Закат разорван в лоскуты – вкушай погаснувшие строки.
Их написал не я, а ты; они так жгучи, так жестоки, что загораются огнём в вихрящихся на небе звёздах.
«Давай... давай его вернём!» – «Кого?» – «Закат!»
Но знаем – поздно.
И всё равно ты тащишь стул всё ближе, ближе, ближе к краю...
«Ты упадёшь!» – «Но не умру. Я никогда не умираю».
Я был Никем и буду Всем.
Я в это так нещадно верю, что не страшны мне Вся и Все.
Ведь я в тебе уже потерян.
Я был и есть с тобой всегда.
Я твой Хранитель и Убийца.
Я не смогу тебя отдать,
но я не в силах покориться.
Во мне добро и бездна зла,
и только ты её разверзнешь.
Ничто, когда ты родилась.
Но стану Всем, когда исчезнешь.
[никогда]