«Становление писарем или Сказ о том…»
…Как-то мне в прошедшей жизни свидеться пришлось в пути,
Странствуя, так было надо, чтоб узрить, что в впереди…
…Свидеться мене престало, мож така пора настала,
С мужем мудрым из писак, у него впадешь в впросак…
И у дел попав к нему, требу высказать свою,
Бив челом, не как попало, привечанье чтоб настало,
Разумлением своим, повеленьем Благим:
- «Я с котомкою иду, на писак в тесьме гляжу…
Хочу свидеться с Людиной сеи строки кой чертал. Мудрость в мыслях помечал.
Жив, ведомо тот трудяга и отнють не бедолага,
Коли пишет о себе, а речёт всё о тебе…
Знамо-ведомо ему о тебе пресветлый муж.
Может, виделись когда-то, может знашь его как брата…
Назван он, может тобой, для тебя он естЪм как свой…
Протянув рукой, пытливо, залихватно, не уныло,
Передал я свиток свой.
Строчник сел. На лист смотрел. Хмуря брови, засопел.
Строки бегло оглядел, всё писание, читая, препинанья помечая,
Стиль уведать загодя, попытался… Но дивясь, ритм заветный не узря,
Хмуря брови почём зря, разрумянился, тайком пол дырявя каблуком,
Распознать манер письма всё пытался, потешался, страсть, как рьяно всё пытался,
Теребя листки руками, и надув губу с усами, всё рядился текст познать.
По манере изложенья, стилю строкосочиненья, рукописному письму и правдивому уму…
Из затейлива письма он признал:
- «Рука млада, Сердце пламенно, речисто, и в Душе писаки чисто…
Не затмён и разум естмЪ…»
Токмо всё же невдомёк… Он и вдоль и поперёк, проглядел, не узнавая,
Стиль заветного письма – словно бархатны уста…
Умудрённый Жизнью муж, будто вырвавшись из глушь, вдруг воскликнул:
- «Гой - гонец, разудалый молодец, где причудливу буквицу раздобыл, красу-девицу?
На пергамент указав, засучив другой рукав…
Делать нечего. В поклон. Коль признался ходоком,
Поклоняясь смиренно мужу, я продолжил свой рассказ:
- «За морем житьё не худо, раздобыл я это чудо, износив семь пар сапог…
Шёл я, в свете собирая, Жизнь в крупицах помечая,
Чувства, мысли в форме слова, словно кована подкова,
Чувства, мысли в форме фраз, без лихвы, без выкрутас…
Сей пергамент, кроткий Дар, от глазниц, Сиявших пар,
Что в Любви зачаты были и друг друга возлюбили…
Их весомое число проживает далеко…
Не за лесом не в горах, а в заветных уголках, что открыты, как бы, миру,
…Заповедну ту Просвиру я приемлю и Люблю…
В тех укромных уголках, как в невидимых силках, пребывают Лыбедь-люди,
Как и в старь – Живые люди…
Токмо свидевшись украдкой, прячась, будто бы за кадкой,
Несведётся никому. Хоть узнают почему…
Знать настрой Души здесь надо, чтобы место стало Радо,
Пребыванью сих людей и общению друзей…
Их речения под Стать – таковым и нужно стать…
И слышны они в тиши, заповедной той глуши, как толкуют меж собою,
И рисуют как рукою, Образ Жизни не в холстах, а в делах и на словах…
Внемля чудным их речам, как диковинным дарам,
Я познал манер письма складом своего ума.
Отражая их дела, взмахом белого пера, летописцем стался я, а верней рука моя…»
Строчник как-то встрепенулся, мне, надёжа, улыбнулся,
Двинул бровью пару раз и прищурил левый глаз.
Молвил пылко: - «Брат меньшой!»…
Я заметил с хрипотцой. – «Ведь негоже ты пытаешь, будто словно завираешь,
В мой удел, проникнув так, дал бы заповедный знак…»
Вновь поклон, отвесив чинно, речь хотел сказать я длинно, но насмелившись, стыдясь,
Не идти же восвоясь. Я промолвил в свой черед, поминая про свой Род:
- «Знака мне никто не дал, может я его проспал…
А сыскать тебя свелось – в грёзах сонных довелось…
Я, Мирянин, Гой гонец! Разудалый молодец…
Я ищу себе судьбу и её себе приму, коли станусь пред тобою,
Не любуясь сам собою, я в твоих учениках…»
Тут степенный муж разулся, и на лавке потянулся.
Чинно, как велит обряд, и во всем, чтоб был догляд,
Без похвал, надменства, спеси, а узнали, чтобы Веси,
Омовенье повелел мне вершить, чтоб дружно жить…
…Так я стал в прошедшей жизни, того первого пути,
Не Мирянином, ПИСАКОЙ, чтоб узрить что впереди…