Она томилась в комнатных убранствах:
Всегда бежала далеко от дома,
Где на пути её свободных странствий
Всё ведомо и ангелом ведомо.
Могла смотреть открытыми глазами
На яркое полуденное солнце,
Так громко пела песни с рыбаками,
Что те её своим считали хлопцем.
Шаманила и понимала воду,
Определяя место для колодца.
Чутьё сверяла по рельефу сходу,
Но долго заговаривала кольца!
В её гаданьях не было ошибок:
Глубинное отсвечивало линзой.
Владелец угощал арбузной скибой,
Плациндами* с овечьей мягкой брынзой.
Но снова море в дальних горизонтах
Звало её речитативом звучным…
Соревновалась с рыбой в быстрых гонках,
Пугала косяки кефали тучной…
Пропитанная бризами и солью,
Осознавала ль истинное счастье
В безбрежности пьянящей жизни вольной,
Ещё не предвещающей напасти?
*особый вид слоённого пирога, напоминающий плоскую лепёшку круглой или квадратной формы
фотография Ахматовой того периода