На столе были чай и кофе.
За столом серебро и медь.
Белым светом сияло море,
так, что долго не высмотреть.
Тихим облаком вились чайки
и мерцала вдали гроза.
Серебро на правах хозяйки
опускала свои глаза.
- Знаешь, моя милая девочка,
тебе будут совсем не рады.
Ты как теплое новое семечко
посреди ледяной прохлады.
Ты железо былой закалки.
Тебе светит иное солнце.
Но на старой иссохшей прялке
нитью новая ткань плетется.
Птицу этого дня услышишь
Ее ласковый свист поймаешь.
И сама птице песни пишешь,
И её без труда узнаешь.
- Почему мне здесь места нет?
Вдруг печально спросила медь.
Поправляя свой старый плед,
продолжала на юг глядеть.
- Пусть и здесь, в то же время между.
Представитель чужой эпохи.
Ищешь то, что искали прежде,
собираешь по каждой крохе.
В то же время твои глаза
Нежно-ясные как у младенца.
Это молодость-бирюза
Так отчаянно бьётся в сердце.
Это ты. Не рассыпать разом
то, что полнится до краев.
Это ты. И понятно сразу,
что твоё. Все родное, твое.
Видеть мир широко не сложно,
сложно жить с широтою мира,
Знать, что ты и сейчас, и прошлым.
Нелюбима. Совсем не любима.
Столько лет за плечами хилыми,
столько стран я давно повидала.
Но таких паутинок, милая,
никогда серебро не встречала.
Серебру улыбнулась медь.
А в улыбке тоска и счастье.
- Ты права. Мне пора лететь.
И изящно взмахнула запястьем.
На столе были чай и кофе.
За столом серебро и медь.
Белым светом сияло море,
так, что долго не высмотреть.