какой прок от того, чтоб зваться богом?
ведь от меня, увы, зависит так немного...
бессмертие и силу обретя, возвысившись над бренною землёю,
я сердца пламя загасил невольно и отказался быть самим собою.
немая вечность впилась мне в глаза своим пустым и неотрывным взглядом —
она одна на верность присягает, её одну не сжить со света ядом,
не изничтожить ярой сталью, ворожбой. она — благословенье и проклятье.
как был бы нежелателен венец, его не в силах с головы сорвать я.
и вот держу в руках я мирозданье, тот юный мир, что погибает раз за разом
на грани ненависти и святой любви, терзаемый ужасною заразой.
хворь эта — суть людская — ум живой, который усмирить никто не может,
а оттого безжалостно клянёт. я вижу каждого, кого сомненье гложет,
но вспять событий ход мне повернуть, что неизменно причисляют к силам бога,
не получается никак. как вышло так, что от меня зависит столь немного?..
для мира время продолжает течь рекою, что воды свои бурные несёт
так далеко за горизонт незримый, и с ним по прежнему покорно сводят счёт,
а я один волною не затронут. несчастной бабочкой застывши в формалине,
я обречён лишь знать и созерцать — не каждый был бы рад такой рутине.
сменяется столетие столетьем, чудес калейдоскоп пестрит цветами:
то справедливость над бесчестьем верх одержит, то зло с добром вдруг поменяются ролями,
то грянет гром, разверзнется земля, непоправимое случится... чья вина?
в бессилье бога с человеком сходство, вот только для второго мир — игра,
и правила он сам такими сделал, себя нарочно оставляя не у дел.
пусть слишком часто к высшим силам он взывает, я всё его не вижу сил предел,
ведь если небо отказало в милосердьи, а свет спасительный вдруг опалил ладонь,
он сотню раз падёт, предаст и ранит, но разожжёт в конце концов живой огонь.
я был в плену у собственной гордыни, и та всё отравляла жизнь мою
"высокой целью", неподвластной смертным, фальшивым обещаньем не в раю,
а даже выше обитать и править. да, презренье к слабым лишь однажды испытавши,
ты не захочешь стать подобным им червём — не лучше ль пред судьбой, тебя избравшей,
почтительно склониться, неофит? в приятном обществе возвышенных идей
нетрудно пылью вместе с ними же покрыться и солнце променять на сонм свечей.
ах, как надменны были мои речи, как вычурны и правильны слова,
служившие мне верою и правдой, всё расставлявшие на нужные места,
лишь подкреплявшие желание проснуться не человеком, а всесильным богом.
но оказалось, что им был любой из нас, что от людей всегда зависело так много.
а впрочем, это всё уже неважно... душа дотла сгорела — ну и пусть.
для человека пустота в груди постыдна, а богу что? она есть его суть.