Пасха
А я все так же проматываю у себя в голове каждую деталь, каждую мелочь, хоть и столько лет уже прошло. Но нет. Мой мозг срабатывает как старенькая музыкальная шкатулка, когда её открывают. Бережно хранит поблекшие воспоминания, защищает их от пыли, соли и ветра. А после воспроизводит. Снова и снова. Под звуки старой джазовой музыки. Эти запахи, движения, ожидания и, конечно, ни с чем несравнимый вкус сахарной пудры с куличей на детском язычке.
Пасха.
Этот праздник в нашей семье начиналась задолго до самой весны. Точкой отсчета всегда становился темный промозглый зимний вечер. Мамина шершавая рука. Я поеживаюсь от холода в толпе незнакомых друг другу людей. Жмущиеся от холода к друг другу тела стоящих образуют правильный полукруг, который смыкается позади старой церквушки.
— Простите, Христа ради! -говорит мне сипло мужчина, которого я вижу в первый и последний раз в жизни.
— Бог простит. И я вас прощаю. И вы меня простите, -отвечаю я с расстановкой выученные накануне с мамой слова.
И так по кругу. Много-много раз. Следом я поднимаю глаза и они встречаются с тысячами свечей, будто плывущих над землей по стройное хоровое пение. Музыка звучит отовсюду. Потихоньку к ней подтягиваются нестройные голоса просящих. И вот уже все смыкается в общем круге красивое молитвы. Это и есть начало великого поста, который начинается сразу после за вечера Прощенного воскресенья и длится долгие сорок дней. До самой Пасхи.
— Мам! Мам! А хлеб с колбасой тоже нельзя? — спрашиваю я, пытаясь не отстать от зеленой клетчатой юбки, подпрыгивая на занесенных поземкой сугробах.
— Ну, доча, давай будем терпеливыми. Пост ведь для всех один, — поясняет терпеливо мама.
Я киваю с понимающим видом.
— Один… Один… Один… — догоняет меня сзади колокольный перезвон.
Следующие сорок дней мы, дети, старательно учимся (обещали ведь подарки), прилежно помогаем маме, едим кашу на подсолнечном масле и нетерпеливо ждем когда во дворе начнет таять огромный сугроб, предупреждающий весеннее тепло. Минуют холода, карантин в школе, мое день рождения, восьмое марта… И, наконец, я вдруг нахожу себя стоящей тихо у большой полураскрытой двери в зал, где еще пышащие жаром горячей плиты гордо высятся аппетитные куличи.
— Восемнадцать –насчитываю я и стремглав бросаюсь в комнату одеваться. Мама еще не вернулась с заутренней службы и я сама должна одеть младших.
— Ээээй, чего вы! Христос Воскресе! Сегодня же к бабушке, -я нетерпеливо стасккиваю красное одеяло кутающее ноги спящей сестры.
Сегодня Пасха.
Дорога к бабушке на машине нам, младшим, кажется бесконечной. Все сосредоточены. Даже разговоры редки. А мы, высовываясь по очереди в окно, смотрим в чистое небо без единого облачка. Душу переполняет спонтанная, беспричинная и всеобъемлющая радость.
— Христос Воскрес!!! — раздается громом в моем ухе счастливый голос дедушки.
Он стоит широко раскинув старые руки. На нем новая хлопковая рубашка в синие горошинку. Глаза сияют тысячами огней.
— Воистину воскрес! Воистину воскресенье!
Пережив десяток объятий и веер поцелуев, нам, детям, наконец разрешают подойти к тщательно накрытому праздничному столу. Протирая маленькими носиками скатерть, мы пальцами показываем друг другу то, что съедим из блюд первыми. Все, что мама старательно прятала от нас эти длинные 40 дней теперь на столе. Колбаски, творожные пасхи, рульки, колбасы, жареные куры и салаты сотен мастей от нескольких хозяек.
— Христос Воскресе! Христос Воскресе! Что же вы, садитесь скорее- суетится бабушка.
Воцаряется тишина, прерываемая лишь стуком вилок. Бабушка то и дело исчезает на кухне и появляется вновь с тарелкой чего-то дымящегося и вкусного в полноватых руках.
— Ну, малыши-карандаши? Вы готовы отрезать булки?!- громко объявляет дядя Гена.
Высунув язык, пилим мы аккуратно толстые куски, собирая крошки, а потом едим, едим и едим, обжигаясь чайной заваркой и разговариваем обо всем на свете. В этот самый момент в моей маленькой голове проносится пламенем такая ясная и простая мысль: «Христос Воскресе!».
2020 год