Второй сезон, эпизод четвёртый. Флэшбэк.
.
Точка отсчёта. Четверг. Девятнадцатое сентября. Три часа ночи. Маленькая уютная комната с золотистыми виниловыми обоями простого орнамента. Тахта на коротышку. На прикроватном столике горит ночник. Лежу под колючим пледом. В джинсах, носках, в толстовке размера на четыре больше моего. Трясусь. Около стоит красный пластиковый тазик. Из телефона играют Смысловые Галлюцинации. Я мог бы стать рекой. Быть тёмною водой. Вечно молодой, вечно пьяный.
.
Ровно за неделю до этого. Мастерская. На подоконнике пирамиды художественных альбомов и пыль. На самой вершине одной из пирамид - единственная непыльная книга, толстый альбом в золотой обложке. Балконная дверь, за которой нет балкона - выход для суицидников, отгороженный приваренной решёткой, открыта. Я стою в трусах, опираясь коленями на решётку. Вес тела выдерживает. Курю. Разговариваю по громкой связи.
У них достаточно зажигательные песни. А песни ли это? Что ты имеешь в виду? По-моему, песня это не просто музыка и крики, там должна быть поэзия. Всё бы хорошо, и я бы с тобой согласился. Только твой Окуджава про секс не пел, вот, видимо, мне и не интересно. Ты знаешь, я когда-то изучал эту тему. У меня было много альбомов. Ты какие-то мог видеть у бабушки. Мы, когда из Германии вернулись, я все книги с собой привёз, а в Швецию уже не стал брать. Там, такой, в золотой обложке, можешь поискать. Очень интересный альбом. В нём собрана эротика от наскальных росписей и греческих ваз на тему оргий до двадцатого века. Смеюсь. Оооо. Я отлично помню эту книгу, папа. После того, как ты её забыл проездом из Германии, она стала моим главным детским развлечением. Поначалу к искусству это не относилось, но, знаешь, всё то, что я сейчас рисую - всё оттуда пошло, из этой книги. То есть опять у тебя я во всём виноват? А как же иначе? Всё из детства. Это же творческая биография. Ну кому нужны просто картины без щемящей драматической истории? Что-то вроде первосцены. Первосцена это про другое. Про другое, но я же не мог видеть, как там вы с мамой... А тут - художественный альбом забытый отцом-эмигрантом - красота. Персональный миф. Тушу окурок в поллитровой банке с водой и размокшими фильтрами. Переношу телефон за собой к шкафу. Достаю джинсы. Ну вот там, если посмотришь, есть очень хорошая графика Бердслея. Обрати на неё внимание. Тебе чего-то такого не хватает. Возможно. А может уорхолинки какой-нибудь весёлой мне не хватает, и своей Фермы. Но это ведь не искусство. Он не живописец, а просто клоун.
.
Четверг. Девятнадцатое сентября. Около шести часов вечера. Поднимаюсь по эскалатору. Мишаааня! Дай пять! Давно ждёшь? Не... Только подошёл. Вот лось, всё время забываю, какой ты огромный, чучело двухметровое! Что нового в мире поп-музыки, сколько хитов записал? Как обычно - ноль. Три фонемы за месяц, и те говно. А как твои членорисунки? Мои - просто шедеврально: вышел на новый уровень. На днях одна какая-то малолетка написала, что хочет мне дать, если я её во всех ракурсах нарисую. Ну? Попросил прислать скан паспорта и заодно описать свою кредитную историю. Мне вот за мои песни даже отсосать никто не предлагал. Что может быть проще? Открываешь паблик "Куплетик за минетик" и кидаешь туда все свои фонемы. Ну нет, я не такой изврат, как ты. А я не виноват, это всё секс тысяча девятьсот девяносто четвёртого года. Что? Ты не слышал про Майкла Нинна? А должен? Это легенда порноиндустрии. Его родила какая-то несовершеннолетняя и выкинула в приют, он поднялся, взял себе псевдоним - фамилию любимой писательницы эротической прозы, в двадцать он уже художественный руководитель рекламного агентства, а потом - как начал порношедевры клепать. Это матрица в порноиндустрии своего времени, а не картины. Дай зажигалку. Рассказываю. Первый комп. Про интернет и не заикался. Жильцы с дедовской квартиры съехали, я тогда у бабушки жил, и когда помогал наводить уборку нашёл клад. Три диска в квадратных коробках. Один какой-то фильм от Прянишникова, второй Белые ночи Санкт-Петербурга. Да-да! Помню этот фильм! У тебя тоже был? Ага. Там бабы костлявые, страшные были. Фу на тебя! Хорошие были девочки, а главное, какие виды! Вот одну на лестнице Русского музея шпилят, вот другую на набережной, на фоне мостов разведённых - открыточка просто! На любителя. Ну не суть, это всё шлак, потому что главный шедевр - "Секс" Майкла Нинна девяносто четвёртого года фильм. Вот эта хрень изменила мою жизнь навсегда, до сих пор пересматриваю, пуская ностальгическую слезу. Слезу? Не слезу.
.
Представь, антуражная музыка, чёрно-белые кадры, пыльная заправка где-то в американской пустыне. Реклама Кока-Колы. Дремучий старичок в классических казаках видит блондинку в кодиллаке, она напоминает ему историю молодости. Флэшбэк: вот он накаченный красавчик с мелко вьющимися локонами ниже плеч. Они ссорятся. Он сидит в своей облезлой халупе, освященной голубым дымным светом из окна, на котором медленно вращаются лопасти встроенного вентилятора: вжух, вжух. На облезлом зеркале её поларойдные снимки. Воспоминание внутри воспоминания. Вот он её обнимает. Постерно-голубое небо, песчаный горизонт, кодилак посреди безлюдной трассы. Она в белёсо-голубой классической чуть мешковатой джинсовке из рекламы баблгама девяностых поверх лёгкого летнего платья. Он в белой майке, которую завязывает в узелок, чтобы оголить пресс, и чтобы не мешалась. Не раздевает её, а задирает платье и сдвигает трусики в сторону. Над ними перистые облака, под ними красная кожа салона и глянец крыла ретрокара. Что-то мне подсказывает, что ты описываешь лучше, чем оно есть. Ничерта. И это только начало. Там каждая сцена в своей атмосфере. Есть на фоне стены экранов в полумраке, все в латексте: одна блондинка журнальная, две в чёрных париках каре, типичный злодей - бородатый с мерзким хвостиком. Всё, заткнись, не хочу, чтобы в магазине услышали. А то ещё не то подумают. Мы заходим в Дикси. Берём по два пива. Стой! Миша стоит у полки с крепышом. Вот думаю, стоит ли брать. Хуже не будет, давай возьмём. И Колу не забудь на разбавон.
.
Где-то полгода назад. Конец зимы или начало весны. Чистенькая квартира с икеевской мебелью, на которой не стоит ничего. На полу возле кровати упакованные коробки и мешки. Отдельно, в самом безопасном углу - коробка с разобранным синтезатором. Под пледиком я и большеглазая блондинка. Из под пледа торчит левая нога с комом джинсов. Правой аккуратно сбрасываю ком, убираю обе ноги под плед. Я не виноват. Всё из детства. Ну давай, поведай мне пронзительную историю, как ты стал неспособным к отношениям извращенцем - удиви. Всё началось, когда я переехал во Псков к маме. Она забрала меня у бабки в пятом классе. И в съёмной псковской квартирке я нашёл несколько удивительных артефактов. Во-первых, подборку кассет Романтическая Коллекция с фэнтези-эротикой на обложках. Помнишь такие? Нет. А я до сих пор переслушиваю музыку с этих альбомов только ради эротических воспоминаний. Но это ещё не всё. На верхней полке была книга Аноис Нинн. Это писательница эротических историй, Генри Миллер в юбке. А вот это сексизм. Забей, она лучше, Миллер - это Нинн с деффектом между ног. Как они там тёрлись о кожаные кресла - ах. И вот мама ещё на работе, в театре, я прихожу из школы, беру одну из кассет - выбрав на сегодня по настроению девушку, достаю книгу, ложусь на свою маленькую тахту в детской, снимаю штаны, в изголовье кладу изображение, под член засовываю подушку, читаю и трусь. Фу...Ты мерзок. А то! Давай на плечо ложись, заяц. А ты понимаешь, что, возможно, мы уже никогда не будем вот так лежать всю ночь и просто нести херню. Ты не станешь жалеть об этом. Почему ты так думаешь? Всё просто, уезжаешь ты не на край света, в Питере бывать будешь, значит это будет твой выбор, не проводить со мной ночи. А почему ты можешь сделать такой выбор? Ну и почему? Потому что втрескаешься по уши в кого-нибудь. Согласись, в этой ситуации вряд ли ты станешь ностальгировать по мне. Ты же хочешь влюбиться? Хочу. Ну вот так и будет, поверь. Ещё и просто общаться со мной перестанешь, как с неудобным знакомым из прошлого. Нееет. Отвечаю. Я в таких вещах никогда не ошибаюсь. Что, много раз не ошибался? Помню выпускной, он у нас проходил в яхт-клубе на Финском заливе. Везёт вам. Да, с пафосом было - художественно-эстетический лицей, как-никак - мы первые по статистике подростковых суицидов по Питеру! Так вот, там на пляже закрытые беседки. И собрался в одной такой беседке наш класс. Не весь, но большинство. А выпускной класс это ж такое время, все за год наперевлюблялись, наперевстречались, постоянное щемящее чувство - последний год вместе - с самого сентября не покидало, а тут - взрыв. Ну и пьяненькие все, понятно. Сидим. И по кругу все начинают: какие же мы все классные, лучшие люди в их жизни, давайте не теряться, давайте каждый год к учителям вместе ходить, какие мы друзья на веки, и клятвы, чтобы никакая личная жизнь, никакие жены, мужья и любовники не были важнее этой дружбы. А я сижу и говорю: чушь всё это, послезавтра разбежимся и плевать друг на друга будет. И казалось бы такая же банальность. Только мало того, что я прав - это бы не беда. А беда в том, что вот у меня-то ровно, как они описывали: двенадцать лет всё та же тоска по выпускному классу, хоть каждый день бы всех собирал. А им своя жизнь. С бывшей вот тоже. Она постоянно: ты меня любишь? Я ей говорю: вот как влюбишься сейчас, как начнёт под сердцем зудеть. Ты сейчас не прикалывашься? В смысле? В смысле. Я завтра уезжаю, мы, может последнюю ночь вместе, а ты мне про бывшую жену, и как любишь её решил в постели рассказывать?
.
Девятнадцатое сентября. Часы на микроволновке показывают двадцать тридцать три. Под столом две пустые бутылки. На столе две полупустых. Всё из детства, Мишаня. Я вот помню, мне четыре года. Я тогда у бабушки обычно жил, но мама иногда на месяц-другой забирала меня к себе. У неё была комната на Жуковского. Это около Восстания? Да, к Литейному. Так вот, комната была на первом этаже, там сейчас какой-то салон цветов и подарков. А тогда обычная ссаная коммуналка с эротическими постерами в коридоре. Окно выходило на улицу, а вход в подъезд был из колодца, поэтому к нам всё время гости в окно ходили. Постоянно какие-то художники, гитаристы-самоучки, даже фокусники, что ни вечер - круглый стол. А в дальнем углу тахта маленькая - я на ней, под настольной лампой. И вот утром просыпаюсь. Подхожу к маминой кровати, а там дядя Миша-психиатр с мамой под одеялом. Я начал стаскивать с них одеяло, на меня кричать, я дальше тяну - весело вредничаю. Тут дядя Миша во всей красе, как пухленький Адам, встаёт, засовывает мне голову между ног и лупит по жопе. Вот с тех пор у меня, наверно, бдсм-фантазии и возникли. Стооп, завираешься, друже. Ты мне пару часов назад рассказывал, что твою жизнь порнофильм изменил. Ну не то, чтобы совсем соврал. Я же сказал: меня изменил секс тысяча девятьсот девяносто четвёртого года. Я, может, об этом песню в старости напишу. Говно песня получится. Почему? Ты не понимаешь. Песня это тебе не стихи. Так это не работает. Поясни. В стихах делают картинку: строчка - картинка, образ. Понимаешь? Да. А в музыке ничерта не так. В песне строчка должна рисовать эмоцию, не картинку. Каждая строчка должна рисовать эмоцию. Меркури гений всех времён. Почитай его тексты. Михаил поёт пьяно, но чисто: Mamaaa, life had just begun! Понимаешь, это не образ, это чистое настроение. Ну окей, ты знаешь, как писать хиты, что ж не пишешь? Не могу. Вообще ничего не пишется. Почему? Ааааа... Вот после альбома. Вернее даже два ключевых события. Первое - это то, как я грохнулся с эскалатора башкой - метров пять соирал ступени затылком. МРТ в норме, но голова постоянно кругом ходила - вертолёты двадцать четыре на семь, говорят - психическое. Второе - выход альбома. Эту ночь я помню во всех деталях. Альбом уже полностью готов, сведён, обложка нарисована, описание составлено. Нужно только нажать кнопку "Опубликовать". Но у меня в тот же месяц выходил трек на сборнике, и я отложил на несколько дней, чтобы разом бомбануть. Понимаешь, мечты, что вот так - с одной левой сейчас ворвусь и всё переверну к чертям. Ещё один переворачиватель игры? Да. Блины б вам печь, а не музыку делать. Ну так вот, сижу с утра на иголках. Приходит оповещение, что сборник выложили, я к ноуту. Бац. И хожу по комнате. Пот ручьём. Где мои лайки? Провал? Да нет. Не успех из сказок, конечно. Но мне сразу куча полезных людей написало, совместки предлагали, широкую публикацию любого следующего материала, типа следующий альбом продвинуть. Ну и? А у меня, как будто дверь захлопнули. Пустота. И вот тут началось. Я стоял на эскалаторе. И вдруг сердце просто забилось, как в истерике. Тело свело, ни сдвинуться, ладони потные. И всё. Каждый раз, как подхожу к спуску. Не могу. И писать не могу. Такое же чувство, как в метро. Тебе прозу писать надо, ты в курсе? А я пишу, хочешь прочитать? Но это сценарий. Хорошо, только доставай коня с колой.
.
Переходим в гостиную. Посреди комнаты стоит студийный микрофон. На рогатой люстре вешалки с прищепками, между которых зажат уголком в торону пения - плед. В красном углу комнаты виниловая пластинка Queen. От микрофона провода к ноуту. Сейчас найду. Вот, читай. Сажусь на пол в лотос, утыкаюсь в экран, похлёбываю коньяк с колой. Давно пишешь? Только начал. Миша, продолжай! Не бросай это дело. Кончай прикалываться. Я серьёзно. Хочу увидеть эту историю доведённой и экранизированной. Одно замечание. Какое? Ну вот нахрен ты начинаешь с такого штампа? Выстрел в сердце и типа в момент перед смертью - проносится вся жизнь. Избито. А ты сам мне скажи, о чём бы ты думал перед смертью? О том, что цветок на подоконнике никто не польёт, и он сдохнет без меня. У тебя в мастерской нет цветов. Это была бы вторая мысль. Я думаю, есть миллион других способов заставить героя вспомнить ключевые события своей биографии, стрелять себе в сердце для этого не нужно. Ты не шаришь - это символизм. Симфаллизм это. Симфаллизм это твои рисунки. Вот за это и выпьем. Но ты меня послушай, я в таких вещах не ошибаюсь - продолжай писать это дерьмо.
.
Две тысячи седьмой год. Начало лета. Петербургский яхт-клуб. Я выхожу из беседки. На мне кремовый костюм, выбритая наголо перед последним звонком башка уже подобросла, вдоль правой щеки свежий ожог от раскалённого перочинного ножа. На набережной столики. За одним из них сидит Диман, весь в коже с заклёпками, пирсинге, с хаером ниже плеч. Рядом с ним Света в нежно-голубом платье, явно мёрзнет. Оба из параллельного класса. Подхожу сзади, накидываю ей на плечи свой пиджачок. Оборачивает, улыбается. Сажусь к ним, вслушиваюсь в беседу. Секс - это музыка, это виртуозная басовая партия. Я, когда играю, как будто занимаюсь сексом с самой отвязной гурией. Димон! - поднимаю свой стакан с каким-то дешёвым винищем, я хочу тебя поздравить. Больше ни один завуч не станет срывать с тебя пентаграммы и цепи, требовать от твоей мамы, чтобы ты приходил не в кожаных в облипку штанах - счастье, рок-н-рольщик повзрослел, за тебя! В этот момент из банкетного зала выходит девочка в красном платье в крупный горошек и уходит к куда-то за все беседки, я поднимаюсь и быстро иду за ней.
.
Привет. Привет, весь вечер вместе пьём за одним столом, наконец решился со мной заговорить? Вот только не надо про то, что тарелку об пол ты из-за меня разбила. Почему не со всеми? Мне и одной хорошо? Одной или с Гариком? Вы так классно танцевали. Может это тоже для тебя было. Ты свой выбор сделала: двадцатилетние педофилы тебе милее. Ну тебе-то, в отличие от меня, семнадцати ещё не исполнилось, так что меня хотя бы саму не посадят за совращение малолетних. Уже посадят, назад не отмотать. И что мы будем делать? Ударь меня. Не хочу. Давай. Она неловко засаживает мне пощёчину. Я несильно даю в ответ. Ещё! Бьёт сильнее. Я тоже. Ещё! После её удара, хватаю её и целую. Пойдём, скоро начнётся салют. Она опирается на перила на веранде банкетного зала. Я стою сзади, прижавшись, закрывая ладонями её уши. Невысоко над водой разрывается закупленная родителями пиротехника. Гром и вспышки.
.
Утро двадцатого сентября. Бодро выхожу на кухню, где в кресле умирает от похмелья Мишаня. Ну, ты, человек-оркестр. Коля говорил, что ты пить не умеешь, но что настолько. Меня устраивает. Вот смотри, ты, как кусок говна тут страдаешь, а я чистенький, свежий, выспавшийся. Прочищаться полезно, я в обычные-то дни таким бодрым не просыпаюсь. Прям новая жизнь. Но вообще странная ночка вышла. У меня после каждого очередного фонтана - новое какое-то воспоминание, хаотично. Вся жизнь перед глазами. Кончай стебать мой сценарий, жалею, что показал тебе, теперь ещё год меня дрочить будешь шутками дебильными. Не, я правда, зуб даю. Пошшшёл ты.
.
Спускаюсь в метро. Прохожу рамку, турникет. Вот передо мной бесконечно длинный спуск вниз. Останавливаюсь. Несколько секунд нерешительно смотрю на сползающих людей. Достаю наушники, врубаю Смысловые Галлюцинации на полную, Зачем топтать мою любовь, её и так почти не стало. Я разбиваю руки в кровь. Я не сошёл с ума - так надо.
Срываюсь что есть мочи бежать по левой стороне эскалатора, перепрыгивая через две ступеньки.
Наверняка, тётка из будки что-то верещит, но я не слышу.
тратататататата - перебираю кроссовками.
Спотыкаюсь. Теряю равновесие.
В голове проносится: ТВОЮ Ж МАТЬ!!!! -
фух, удержался.
Сердце колотится.
Расплываюсь в улыбке.
Ступени подъезжают к спуску.
#блогмеждуног #флэшэк