Как много в осени моей
Безумства красок и печали,
Где иероглифы ветвей
Багровость с синью обвенчали.
А эта высь и глубина
До невозможности познанья,
И как из дрёмы или сна
Чего-то вечного касанье.
По золоту аллей брожу,
Грусть журавлиную лелея,
Впитав, поддавшись миражу,
Дух, что целебнее елея.
И грусть нисколько не тая,
До слёз дойдя, тоски до края,
Пойму всю сущность бытия
И хрупкость всю земного рая.