Поэтические грёзы

 
 Ещё в студенческие годы я заметил за собой такую странность: когда начинал писать стихи, всё остальное переставало для меня существовать. В таком состоянии я ходил на лекции, общался с однокурсниками, занимался спортом. При этом продолжал искать рифмы, оттачивать сравнения, придумывать и менять концовки стихотворения. Такое двойственное состояние иногда меня раздражало, но поглощало целиком. В силу необходимости, когда нужно было готовиться к экзаменам, неимоверным усилием воли я «отключал» в себе поэтический слух. И на время сессии превращался в «нормального» студента. Проделать обратную операцию было гораздо сложнее. Иногда творческая пауза затягивалась на многие месяцы. Армия лишь усугубила эту неприятную для меня тенденцию.       
  Став солдатом, я подчинил все свои мысли и чувства службе. Иначе было нельзя, слишком серьёзные и ответственные задачи приходилось решать. Выкроить на поэзию хотя бы минутку, не говоря уже о нескольких часах, было физически невозможно. Армейский уклад устроен так, что солдат всё время крутится как белка в колесе. От подъёма до отбоя он занят боевой и физической подготовкой, лишь несколько часов перед сном у него свободны. Но на них претендует масса других неотложных дел: замена подворотничка, стрижка, игра на гитаре, футбол. В конце концов, иногда хочется просто ни о чём не думать… Первое время я не мог вырваться из этой круговерти. Однако по мере привыкания к нагрузкам стал позволять себе некоторые вольности. Например, стоя дневальным по батарее, после отбоя мог предаваться размышлениям на разные темы. Всё чаще они стали принимать какие-то мыслеобразы, готовые стать стихотворной строкой или даже целым стихотворением. Этому способствовала новая обстановка и впечатления, почерпнутые мной в армии. Примерно через полгода с начала службы я почувствовал, что они готовы материализоваться. Написав свои первые «армейские» стихи, я отправил их в газету «Слава Родины». Она выходила во Львове и распространялась по всему Прикарпатскому военному округу, одному из крупнейших в Союзе. К моему удивлению, вскоре пришло сообщение о готовящейся публикации. Так с интервалом в полмесяца-месяц в «Славе Родины» появилось несколько моих стихотворений. Они были замечены в части и стали предметом обсуждения в офицерской и солдатской среде. Мне было приятно это знать, но поговорить на профессиональном уровне о своём творчестве, как я считал, было не с кем. К счастью, я ошибался.
 Неожиданно выяснилось, что автором озорных и колких куплетов, которые ходили в части и передавались из уст в уста, является хорошо мне знакомый капитан Челюбеев. Я не раз попадал в наряд дневальным по штабу, когда он был дежурным. Из запомнившихся мне самых невинных куплетов Челюбеева приведу такой:

Солнце жарит и палит,
В отпуск едет замполит.
Командир стоит, хохочет:
Едет в отпуск, когда хочет.
 
 Не откладывая дела в долгий ящик,  в следующее дежурство я переговорил с этим интереснейшим человеком. Почитав мои стихи, он с карандашом в руках сделал их критический разбор, да какой. Одно из попавших ему под руку стихотворений было потом напечатано в «Славе Родины». Сам капитан, как он признался, писал давно. У него были просто замечательные стихи и песенные тексты. Сидя перед кучей телефонных аппаратов на столе в дежурке, Челюбеев читал их на память всего одному слушателю. То есть мне. На мой вопрос, почему он не печатается, ответ был обескураживающий:
- А зачем? Чтобы моими чувствами кто-то зад подтирал? Это было в его стиле.
Как я убедился за время службы, в армии было много талантливых людей. Кто замечательно рисовал, кто пел, кто танцевал, кто декламировал стихи. Несмотря на занятость, эти люди находили возможность для развития своих способностей. В этом отношении Советская Армия была не только школой мужества. Я со своими стихами не чувствовал себя одиноким волком в чужом лесу. Может быть, поэтому желание писать не пропадало. Больше того, его прямо стимулировали. Во время подготовки к смотру художественной самодеятельности части комбат предложил мне написать частушки на злободневные темы. Я его просьбу исполнил. Спетые под гитару, мои куплеты вызвали в зале шквал аплодисментов. Этот успех подсказывал, что я на верном пути. Свои надежды на будущее в одной из дневниковых записей армейского периода я изложил так: «Не знаю, стану ли я когда-то знаменитым поэтом или писателем, но книгу – мечту своей юности – я обязательно напишу». Прошли годы. Я сдержал своё обещание, хотя много лет боялся о нём даже вспоминать.