1. Как вы думаете, может ли поэзия изменить мир?
Поэзия прежде всего изменяет самого поэта. Изменяет его отношение к этому миру. И дальше – изменяет читателя, который поверил этому поэту. Поэтический эпос создал культ героя, а герой уже стал перекраивать мир. Поэт, либо ведет читателя «ввысь», подобно проповеднику, или, принижает его до уровня мира, который «лежит во зле», так делают сегодня иные авторы постмодерна. Фридрих Гёльдерлин (1770 – 1843) в стихотворении «Память» утверждал: «Так все, чему остаться, сотворят поэты» (в моем переводе с немецкого). То есть именно поэт определяет смысл истории. Но при этом не следует забывать, что «история» объявила поэта сумасшедшим. Тем не менее, поэт внутренне должен исходить из того, что его слово влияет на внешний мир:
Не более иных наш век суров.
Лишь гении глядят на нас сурово.
И стоит петь, чтоб не скудело слово
В мерцании светил, среди воров…
2. Кто является самым выдающимся поэтом в США и в мире?
Мой опыт ставит меня в замешательство, когда надо определять иерархию современников, если ныне даже величие классиков ставится под сомнение. Поэзия это не спорт, хотя своя соревновательность несомненна. В США самым современным для меня остается Уолт Уитмен, которому недавно исполнилось 200 лет. Совсем недавно ушли из жизни Дерек Уолкот и У.С.Мервин. (W.S.Merwin). Хорошо известен Чарльз Симик. Я больше знаком с немецкой поэзией, только что вышел сборник стихов и прозы Ханса Магнуса Энценсбергера в моем переводе, он более других известен во всем мире, в этом году ему исполняется 90 лет. Но его подзаголовок к одному из своих первых сборников таков: «Стихи для тех, кто стихов не читает». Стойким интересом пользуется в Германии до сих пор Эрих Фрид (1921 – 1988). Уже упомянутый мною Фридрих Гёльдерлин во Франции издан в серии именно – современных поэтов, таковым и я его считаю. От немцев же я слышал – «Как вы переводите Гёльдерлина, мы сами его не понимаем!» Из больших поэтов, с которыми мне приходилось встречаться, могу назвать Роберта Грейвза, Шеймуса Хини, поляка Збигнева Херберта, израильтянина Егуду Амикая, сербов Васко Попа и Миодрага Павловича.
3. Что для вас соотношение поэта и общества?
Поэт и общество разобщены, поэзией увлекаются в основном сами поэты. Общественному пониманию и признанию мешает посредственный (или просто дурной) массовый вкус, философ Бердяев называл это «пошлостью добра». Внимание обывателя сосредоточено на его собственном электронном протезе – мобильном телефоне, где он может общаться только с себе подобными, среди которых могут быть и сочинители стихов, но уровень информации этих стихов не превосходит уровень обычного делового (пусть даже дружеского) сообщения. Выход в интернет, в мировую сеть – расширяет аудиторию, но глубине высказывания не способствует. Поэтому поэтов в обществе становится все больше, но интерес к поэтам у общества от этого не растет. Один из выходов к взаимопониманию – школа, в школе должны быть больше места для поэзии и для поэтов. В Германии мне приходилось выступать в школах, но это инициатива заинтересованных учителей, хотя раньше там были общества, поддерживающие выступления писателей в школах, но их прикрыли после объединения Германии. У нас в России для этого я не вижу возможности, говорят, что школа и учителя перегружены занятиями, от которых пока мало проку – уровень образования у нас упал и продолжает падать. Общество сиротеет без поэтов, и поэты сиротеют без общества.
4. Что вы думаете о будущем поэзии?
Несмотря на призыв Валерия Брюсова – «Только грядущее – область поэта», поэзия, как и жизнь, находится в только в настоящем. И здесь вспомним Тютчева: «Нам не дано предугадать, Как наше слово отзовется». Православные мистики (Святитель Николай Сербский) утверждают, что поэт радуется на том свете, когда его кто-то читает на этом свете… Но я вижу, что поэты прошлого продолжают жить в настоящем, будь то Гомер, Ли Бо, Хайам, Навои или Пушкин, это вселяет надежду на то, что их более поздние продолжатели не останутся без внимания у человечества, пока у человечества есть настоящее. Когда человечество устанет от подлости мировой политики и наглости мировой экономики, возможно, будет больше живого простора для поэзии.
5. Кто для вас лучший переводчик и почему?
Я благодарен всем моим переводчикам и каждому в отдельности, а их наберется более ста! Очень обязан переводчику моей книги «IN ANYONE’S TONGUE» Френсису Джонсу, эта английская книга породила ряд книг, переведенных с этой, вполне точной английской версии – на хинди, бенгали, тамильский, на японский и ряд других! С моими немецкими переводчиками я поначалу работал вместе, Хайнц Калау и Рудольф Штирн не знали русского, они следовали за моим подстрочником. Сейчас переводит славист Петер Штегер, его работа более чем бескорыстна, он переводит практически не надеясь на гонорар. Но это участь многих современных переводчиков поэзии! Я пишу как традиционные стихи - с регулярным метром и с рифмой, так и свободные стихи, но в основном переводят именно их, поскольку при переводе верлибра меньше искажается смысл. Это не значит, что их переводить легче. Что касается языков, которыми я не владею, будь то китайский или бенгальский, то удачность перевода я имею возможность определить по реакции публики на поэтических чтениях в других странах. Например, по моим выступлениям в Китае, я могу с уверенностью сказать, что Ван Яньцзяо очень хороший переводчик! Иногда тешат самолюбие переводы на экзотические языки, как перевод моих стихотворений гватемальским поэтом Умберто Ак Абалом на язык майя (киче).