Плакала, поднимала к небу глаза,
говорила, надеясь не на себя – на чудо:
но нельзя было по-другому,
но ведь нельзя?
Кто был против, кто за –
рассказывать я не буду.
Только всё перекручено так, и к чему ответ,
да и думать-то не могла, что там будет дальше,
всё случилось давно и тому уже много лет,
но сегодня вдруг стало холодно,
стало страшно.
И как будто кругом вода превратилась в лёд,
и как будто чужими стали и дом, и город,
всё надеялась, что забудется и пройдёт,
и не знала, что вдруг нахлынет и сдавит горло.
И не выпросить ни забвения, ни свинца,
и не вымолить ни прощенья, ни прежней воли,
враг твой – память твоя,
теперь уже до конца,
лучше просто сойти с ума, будет меньше боли.
И она выходила в ночь, как в пустой овраг,
и цепляла слова, и шептала их еле-еле:
как же так, как понять теперь,
почему всё – так?..
Неужели мне мало, Господи,
неужели?..
И ходила до первой птицы и до зари,
и валилась без сил за городом где-то в поле,
и у неба просила: Господи, забери,
забери мою память, Господи,
как же больно.