Поддавшись воле наслаждений,
В плену не сложно оказаться,
Ведь человек, пусть даже гений,
Запретным любит наслаждаться.
Тот верткий бешеный поток,
К нему припавши сладко пить,
Но весь испив в ничтожный срок,
Уже не сможешь просто жить.
______________________________
Викторианская эпоха*
Научной мысли быстрый шаг.
В движенье все и суматоха
Уже не тяготит никак.
Но все ж находятся умы,
Что жаждут томного познанья,
Решивши, что ходить вольны
В тени земного мирозданья.
______________________________
Большой гостиный кабинет.
Сигары с бренди на столе.
И блеск кампании, рассвет
Не сможет встретить в тишине.
– Ну это скучно, господа!
Ну, правда, скучно, хоть убей,
Совсем не клеится игра.
А нет у вас других идей!?
– Смелее, Вильям, вы мастак
На штуки разных величин,
Вы мозг идей и коли так,
Развеселите нас, мужчин.
– Ну, что вы, что вы, господа!
Мой мозг сегодня крайне скуп,
И что слетает – ерунда,
Я не хочу позорить клуб.
– А может, духов позовем?!
Дорога к мертвых так близка.
Но правы, кажется, во всем
– Затея – полная тоска.
– Эх, что же делать! Но постойте!
А кто угрюмый там в углу?
Завесу тайны приоткройте
И приглашайте в раз, к столу.
Не стоит, Генри, это Клиф!
Он из Калькутты** месяц как.
Я пригласил его, решив
Развеселить хоть кое – как.
– Ну а в чем дело!? – Я не знаю!
Вернулся твердый как гранит,
И сколько друга не пытаю,
О чем грустит, не говорит.
– Зовите, Шерман. Ну, смелее!
Уже растет наш интерес
И я, не я, коль не сумею
Узнать, куда же смех исчез.
И после долгих уговоров,
За стол присел тот офицер,
Под жесткой резью хищных взоров
Господ нелордовских манер.
– Скажите, Клиффорд. Верно вы
Из Индии вернулись к нам,
Мы просим, тайны той страны
Откройте жаждущим мужам.
Вы ведь служили!? Каково
В дали от Англии-старушки?
Их неразумное зверье,
Наверно, в схватке не игрушки?!
– Я лишь, солдат – мне все едино.
Мой долг, где нужен там и есть –
Вина наполнив из графина,
Он попытался пересесть.
– Нет, подождите, я прошу,
Уважьте общий интерес,
Надолго вас не задержу,
Откройте краски их чудес.
Он поломался, снова сел:
– Но, право, что тут говорить.
Я боевых и ратных дел,
Сумел немало там вкусить.
Калькутта это лишь начало,
В сравненье с прочим просто рай
– И потекли слова устало –
Что будет, дальше, кабы знай!?
Я представленье о войне,
Как всякий юноша имел,
И пик сраженья снился мне,
И славы пламенный удел.
Казалось, дым пороховой
Вольется, хересом пьяня,
И как блистательный герой
Смел и задорен буду я.
Как понимаете, мечтам
Моим недолог вышел век
И к девятнадцати годам
Я был наивный человек.
Но как сказал, сторонний мир
В начале просто покорил,
Как заклинатель, как факир
Он как хотел меня крутил.
Цвета оттенков всех мастей,
И запахи чудной страны,
С тенями сказочных зверей,
Я поначалу видел сны.
А обществу и тем кругам
Имелось чем себя занять,
Таким чтоб юным господам
Не приходилось там скучать.
И женщин много нежных там,
Все добродетельны, милы.
Я в обществе прекрасных дам,
Всегда был в центре похвалы.
Но этот блеск, он только часть
И не горит в большом огне.
Шаг за шажком другая страсть
Вплотную подошла ко мне.
Я стал играть, забавы ради,
На честь свою мешок надев,
И к совести все чаще сзади
Ходил, в пороке преуспев.
А карта шла и кость «фартила»,
Карман набитый и тугой,
Душа уж больше не таила,
Что стала жалкой и гнилой.
А вслед за легкостью монет,
До похоти один лишь шаг,
Притонов грязи тусклый свет,
Спихнул с обочины в овраг.
Я господа, совсем погряз,
К геенне близко расстоянье,
И только случай меня спас.
Сипаев*** бешенных восстанье.
И полк в ружье, и первый бой.
Фантазий красок больше нет,
Где не находиться покой,
И где один лишь красный цвет.
Один прыжок чтоб умереть
И там другого не дано,
Из сердца джунглей не стереть,
И вновь спасение – вино.
Да и ещё один дурман,
Рассудку он первейший враг,
По стебельку течет капкан,
Чанду**** то опий – черный мак.
И так за днем проходит день,
Тесним в глубь джунглей мы врага,
А как от веток сходит тень
– Вино, наркотик и тоска.
Но вот два месяца спустя,
Полковник приказал в шатер
Прийти Этьена и меня
На очень важный разговор:
– Я пригласил вас господа,
Вдвоем без посторонних глаз,
В разведку требует нужда,
И вам, идти – был дан приказ.
Два взвода в темноте подняли,
Собравшись в темный час, ушли,
И вглубь лесов все дальше стали,
Мы пробираться, как могли.
А ночью джунгли это смерть,
И страх, который не сдержать,
Пристанище для новых жертв,
Которых будет пожирать.
Но мы нашли и разузнали,
Где обитал резерв врага.
Но все ж двоих не досчитали,
Навечным домом им река.
Наш проводник – кривой индус,
Убог и страшен просто жуть,
Сказал, коль если я не трус,
Короче нам укажет путь.
– Сахип,*****дорога так длинна,
Солдаты еле ставят шаг,
И тут совсем не их вина,
Что далеко забрался враг.
Не день пути, а целых пять,
Нас может много не дойти,
Но коль рискнете доверять,
За мной прошу вас в след идти.
И мы пошли. Все так же жарко,
И также смерть сквозь толщь лиан.
Ведь джунгли не сулят подарка.
По книгам рай – для нас обман.
Вот снова солнце поднялось,
Мартышек стих гнусавый гомон,
Все темной ночью обошлось.
И наш отряд как – будто полон.
И вот мы вышли на равнину,
Прекрасный храм в заре горел,
И только Бог, сию картину,
Нарисовать бы так сумел.
Наш провожатый как не звали,
Исчез, как только мы нашли,
Священный дом мирской печали.
И не дозвавшись, подошли.
Прекрасных женщин в легких сари,
Представил храм в усладу глаз,
А тонкость ткани не стесняли
Движенья бедер, персий масс.
Но мой слуга – преславный малый,
В походах он всегда со мной,
Смотрел на них как одичалый,
Лицом, движеньем сам не свой.
Сахип, страшись все это туги******,
Их культ – мучение и боль,
У Шивы бешеной супруги,
Для них одна лишь только роль.
Лишь смерть первейшая награда,
И жертвой вскоре станем мы.
Идти скорей отсюда надо,
Хоть эти женщины стройны,
Хоть грациозны как пантеры,
Хоть лик от утренней зари,
Но отвернись, и вкус измены
Замешан будет на крови.
– Какая чушь, да разве может
Такое чудо прятать нож,
Твой возглас вовсе не тревожит
Лишь потому, что это ложь.
Их культ разбит, назад, как десять
А может и пятнадцать лет,
И перестань словами резать,
Я не желаю слышать бред.
– Сахип, они богине Кали*******,
В своей стезе во всем верны,
Прошу уйдем – не то пропали,
И не сносить нам головы.
Уйди, я все сказал. Напрасно
Мой слух словами не гневи,
Ты знаешь, спорить здесь опасно,
Ты на их лица погляди.
И он окинул тех солдат,
Когда – то доблестную рать,
Их лица – взрывы от гранат.
В руках себя не удержать.
Он понял все и отошел,
А мы направились туда,
Откуда запах страсти шел,
И где нет места для стыда.
И нам несли со снедью блюда,
Из амфор с опием вино.
В предверье разбитного блуда,
По венам полилось оно.
Ох, пошлый мир – души изнанок,
Менялись женщин ипостаси,
Так из покорнейших служанок,
Из блуда вышли девадаси.********
Своим уменьем поражали,
Никто из нас не обделен,
И их тела солдат ласкали,
Даря в награду хриплый стон.
В ином миру все закружилось,
Вино над нами власть взяло,
Глаз темнота и испарилось,
Что с криком страсти подошло.
Не знаю миг, минута, час:
Открыл и страхом обдало,
То, что моих коснулось глаз,
До смерти помнить мне дано.
Невесты ада, а не девы,
Кинжалы бритвою остры,
Ведь пожинали те посевы,
С отсекновеньем головы.
Солдат бесчувственные туши,
Без ропота уходят в тень,
А кто очнулся, мои уши,
Их вопли помнят, по сей день.
Я повернулся, друг Этьен
Поднялся саблю обнажив,
Но стайка бешеных гиен,
Схватила на пол повалив.
Занесся нож, удар и вскрик.
Почти без сил, я стал ползти,
Чтоб отдалить последний миг,
Хоть понимал, что не уйти.
Но залпы ружей надо мной,
И кто – то под руки схватил.
Не видел я тот страшный бой,
Лишившись всех ничтожных сил.
Потом – закрытый трибунал.
Позор – из армии долой.
Но дядя мой замял скандал,
Вернув из Индии домой.
Ну что молчите, господа.
Сыны забав златого века,
Для нас пороки – ерунда,
Пока не схватят человека.
А слабость может довести
И до подобного финала.
Легко во тьме свернуть с пути,
И трудно все начать сначала.
Я вел себя неосторожно,
На мне погибель тех людей.
И уж конечно невозможно
Мне искупить всех тех смертей.
И больше слов не говоря,
Он встал, окинул все кругом,
Наверно в мыслях, то, что зря
Все рассказал. Покинул дом.
_____________________________
Спустя неделю, постучал
Осенний ветер на порог.
Зеваки залили причал,
Констебль горестно изрек:
– Да поднимайте, что теперь!?
Просторы Темзы широки
И чудаки как – будто в дверь
Идут спеша на дно реки.
А этот вроде не из бедных,
Армейский, точно, вот мундир,
Наверно он в попытках тщетных
Спасти себя, покинул мир.
____________________________
Викторианская эпоха* – (1837—1901) — период правления Виктории, королевы Британской империи, Ирландии и Индии.
Викторианская эпоха представляется неоднородно, поскольку характеризуется стремительными изменениями во многих сферах жизни общества: технологические, демографические сдвиги, изменения политического и социального восприятия.
Калькутта** – Во времена британского владычества Калькутта была столицей всей Британской Индии вплоть до 1911 года, благодаря чему ныне она является крупным центром образования, науки, культуры и политики.
Восстание сипаев*** — восстание индийских солдат против жестокой колониальной политики англичан в 1857—1859.Первая война Индии за независимость.
Чанду**** – опийный продукт, употреблявшийся в XIX - нач. XX.
Сахип***** – название уважения эквивалентно Сэр, господин к европейцам.
Туги****** – средневековые индийские бандиты и разбойники, посвятившие себя служению Кали как богине смерти и разрушения.
Кали******* – богиня в индуизме, одна из десяти дашамахавидья. Кали является яростной формой Шакти и появляется в мифологии как уничтожитель демонов. Гнев Кали настолько ужасен, что грозит существованию мира, поэтому особая тема в мифологии - усмирение Кали. Кали является объектом поклонения множества культов и религиозных течений. Кали часто изображается стоящей или танцующей на своем супруге, боге Шиве.
Девадаси******** – Девада;си — в Индии девочка, «посвящённая» божеству при рождении или по обету, живущая и служащая при храме до конца своей жизни. Кроме выполнения религиозных ритуалов и работ по уходу за храмом и его убранством девадаси обычно практиковали традиционные виды индийского искусства, связанного с религией.
Англичане считали девадаси храмовыми проститутками.