Товарищ N

Владимир Сурнин
         

 В конце июня 1969 года я получил диплом об окончании исторического факультета. Накануне состоялось ещё одно долгожданное событие – мне вручили  рекомендацию для поступления в аспирантуру, которая открывала двери в будущее. Ещё на первом курсе я решил, что обязательно буду работать в университете. Иного места для приложения своих сил я не видел. Написание диссертации, её защита, подготовка лекционного курса и другие сложности, связанные с преподавательским поприщем, меня не смущали. Я считал себя подготовленным к любым трудностям и неожиданностям. Но они пришли совсем не с той стороны, как можно было предположить. Перед нашим выпускным вечером у меня состоялась встреча, которая могла изменить мою судьбу. Но сначала небольшое отступление.
Это случилось на втором курсе. Меня вызвали к декану. Когда я вошёл, С.А.Мищенко деликатно удалился, а из-за стола мне навстречу поднялся невысокого роста коренастый человек. Он приветливо улыбался, как старый знакомый, но я видел его впервые. Как выяснилось, со мной пожелал встретиться офицер областного управления КГБ. Свою фамилию он не назвал. После ряда наводящих вопросов кэгэбэшник предложил мне перейти в их «контору» с перспективой работы за границей.
–  Мы уже давно присматриваемся к вам, –  доверительно сообщил  он, – и ваша кандидатура нам подходит. Он не стал раскрывать все карты, но намекнул, что речь идёт о профессии разведчика. 
Это было совершенно неожиданно для меня и шло вразрез с моими планами. Через три дня, при нашей новой встрече, я от сделанного мне предложения отказался. Свой отказ я мотивировал желанием заняться в дальнейшем наукой, преподавательской деятельностью. Не забыл упомянуть и о литературных планах. Мои успехи в этой области, как я понял из разговора, не были  тайной для моего нового знакомого. Прощаясь, он пожал мне руку, но пообещал к этому разговору вернуться.
 И вот теперь, когда я вышел на финишную прямую, обо мне снова вспомнили. У меня было тревожно на душе: мало ли что я услышу. На этот раз встреча с тем же «человеком в штатском» состоялась на улице. На вопрос, не передумал ли я, ответ был отрицательный. Как мне показалось, товарищ N моим словам не удивился. Хотя и сделал последнюю попытку склонить меня на свою сторону.
– В разведшколе вы в совершенстве овладеете несколькими иностранными языками и разными полезными навыками, – соблазнял он меня перспективами, –  увидите мир, познакомитесь с интересными людьми. Я не спорил, но от своего решения не отступал. На этом наша встреча закончилась.
 Если бы СССР в то время продолжал оставаться тоталитарной системой,  как уверяли его критики, мой отказ мог бы мне дорогого стоить. Но ничего подобного не произошло. Меня оставили в покое, и это разрушает созданную  на Западе картину жизни советского общества. Согласно ей,  почти все люди у нас  действовали по команде сверху, мыслили в соответствии с идеологическими заклинаниями партии и при этом все время боялись репрессий КГБ. Насколько это далеко от реальности, видно не только на моём примере. Вспоминается популярная до сих пор кинокомедия Э.Рязанова «Служебный роман». Её герои – обычные люди и начальники, профсоюзные деятели и беспартийные – хотя и трудятся в коллективе, но отнюдь не напоминают пресловутые «винтики» и «колёсики» бездушного механизма, живут сообразно своим интересам и нуждам. При Брежневе это считалось нормой. 
О своём разговоре я, разумеется, не распространялся. Но, как потом выяснилось, несколько моих сокурсников приняли-таки предложение связать своё будущее с органами госбезопасности. Я не был для них единственной кандидатурой. Одних эта работа прельстила своей романтикой, других – возможностью сделать карьеру. Вася Коханюк и Володя Корольчук, например, вышли в отставку в звании полковника. В материальном плане они, конечно, выиграли по сравнению со мной. Я же больше всего ценил независимость, возможность заниматься творчеством. Успех в этой области для меня был несравним с материальными выгодами.
 Через несколько лет после выше описанной истории, уже будучи кандидатом наук, я приехал в Москву на похороны брата отца, дяди Коли. Меня вызвали срочной телеграммой из Минска, куда со всего Союза съехались преподаватели общественных наук на курсы переподготовки. Всю дорогу по пути в столицу я ломал голову, с чем связана смерть близкого нам человека. Дядя Коля никогда не жаловался на здоровье, срочную службу  проходил на кораблях Балтийского флота. В свои пятьдесят лет он мог дать фору многим молодым. По приезду я узнал, что папин брат стал жертвой родственника жены, человека психически нездорового, неуравновешенного. О его «странностях» знали, но никто не думал, что он может так сорваться. После разговора с родственниками убийцы у отца возникло подозрение, что ему помогут избежать наказания.
 Чтобы этого не случилось, мы с отцом отправились искать поддержки на квартиру к его однокласснику, другу детства. Они не виделись много лет, и их встреча не обошлась без слёз. Мы разъяснили свою просьбу. Дядя Сергей работал в аппарате КГБ СССР, и хотя наш случай касался другого ведомства, обещал проследить, чтобы это дело не спустили на тормозах. Забегая наперёд, хочу сказать: своё обещание он выполнил. В ходе завязавшейся беседы папин земляк, а по линии жены даже отдалённый родственник, поинтересовался, чем я занимаюсь. И, выслушав меня, без тени сомнения изрёк:
– Тебе надо переходить к нам. Мы тебя отправим на Кубу помощником военного атташе, пройдёшь там обкатку, наберёшься опыта. А дальше подумаем, куда тебя перевести.
 Из дальнейшего разговора я понял, что дядя Серёжа имеет прямое отношение к внешней разведке. Дядя Серёжа показал мне фотографию, на которой в два ряда стояли молодые люди выпуска разведшколы, которую он в своё время окончил. Не распространяясь о том, чем занимались его коллеги, дядя Серёжа как бы между прочим заметил:
–  Из всего нашего выпуска в живых, кроме меня, осталось два человека. И пальцем показал, кто именно.
 Этот факт  поразил моё воображение. Одно дело смотреть кинофильм о подвигах разведчиков, и совсем другое слышать о них то, что остаётся «за кадром». Впоследствии я не раз бывал у дяди Серёжи. Он был всецело поглощён своей работой, приходил всегда поздно, иногда выпивши. Несколько раз мы выпивали с ним вдвоём. Я понимал, что ему надо расслабиться, это самое проверенное средство снять стресс.
 Во время наших застолий, которые никогда не выходили за рамки разумного, дядя Серёжа позволял себе нелицеприятные высказывания по адресу неизвестных мне людей. Тогда я воспринимал его филиппики как старческое брюзжание. Теперь-то я понимаю, что это не так. Мой многоопытный собеседник просто пытался доступным ему способом донести до меня некую информацию, делиться которой в открытую и в трезвом состоянии не мог. Я бесконечно благодарен ему за это. Хотя никаких секретов, почерпнутых из наших бесед, не разгласил. Впрочем, один секрет всё же могу открыть: никогда больше во время наших встреч вопрос о моей «переквалификации» не поднимался.