Деньги мои (25 рублей) были украдены вместе с часами и бритвой при переобмундировании в гарнизонной бане, но в своей тумбочке я неожиданно обнаружил в прозрачном футлярчике новые бритвенный станок, помазок и пачку лезвий " Нева". Ещё там был кусок 50 на 50 см. белого штапеля, катушка белых ниток и иголка. Я догадался чьи это " подарки" ( и не за мои ли 25 рублей?), когда увидел проходящего по казарме в развалочку знакомого мне ДЕДА. Он ещё подмигнул мне и с одесским говорком произнёс, - Ну шо?! Служба хоть и не мед, но липкая!
Вечером после ужина и полуторачасовой муштровки на плацу нас пересчитали пофамильно и " Прохор" стал перед нами, замершими по стойке " смирно" у своих коек. Смотря на нас исподлобья и набычившись, он достал из кармана коробку спичек и скомандовал, - Вольно! Отбой! И тут же зажёг спичку. Держа её в руке пока она горела, следил, как мы раздеваемся и ныряем под одеяла. Тем, кто должен успеть взобраться на верхний ярус, приходилось ещё труднее. Они не успевали. Между тем спичка догорала и стала жечь "Прохору" пальцы.
Подъем! Быстро одеваться! - зычно скомандовал он. И мы, видя, что зажглась новая спичка в его руке, стали лихорадочно влезать в штаны, не наматывая, а впрыгивая в портянки, развешанные на голенища сапог, застегивали ещё новые, неподдающиеся пуговицы гимнастерок, щелкали бляхами ремней и замирали, стоя у своих коек. Но спичка ещё раньше нас успела догореть. Больше половины взвода не укладывались в " норматив".
И снова команда " Отбой!" Казарма наполнилась сопящим шумом раздевания и одевания. Всё от напряжения вспотели, стали красные. На 9- й заход к отбою на тех, кто не успевал уложиться в " спичечный норматив", стали со злостью шипеть, - Из- за тебя, рохля, взвод опять поднимают!
Обстановка накалилась так, что запотели стёкла на окнах казармы. От всех валил пар. Вечер был жаркий. " Прохор" ограничился 12 - тью командами двойного одевания и раздевания. На последнем разе он " отбил" весь взвод ко сну, кроме нас с земляком, записанным у него в блокноте. Он повел нас в коридор, к тумбочке дневального. Подав нам команду " смирно", он приложил руку к своей пилотке и объявил нам, - За опоздание к построению вы на сутки поступаете в распоряжение начальника пищеблока старшины... ПЕРЕХОДА! Ясно? Мы ответили " Так точно! Есть поступить в распоряжение старшины... ПЕРЕХОДА.
Итак, мы пОняли, что вместо поспать, нам... Ещё я пОнял, что не я ломаю Армию, а ОНА меня ломает.
Старшина ПЭРЭХОДА ничем не отличался от такого же " хохла" ПЭРЭРВЫ. Обоих звали Грыцько и они лютовали на " полную катушку", " рОбылы з нас людэй".
Как потом мы узнали, ПЭРЭХОДА за сверхслужебную ретивость, доходившую до зверства, был уволен из спецбатальона "Дисбата" и переведён в нашу часть.
Он отрекомендовался нам и друг мне шепнул, - Вот оно и есть ВТОРОЕ " П", я слышал о нём от дневального. Это мы прочувствовали на себе за те сутки, какие провели, будучи в его распоряжении.
Тэпэр швыдче за мною! - повёл нас старшина в холодильную камеру. Там, переодевшись в засАленные чёрные халаты, мы всю ночь разделывали девять полузамерзших свиных туш, отделяя сало от мяса (сало шло в столовую солдатам, мясо - офицерам), разрубали по кускам и в ящиках грузили на стеллажи.
К утру нас, не спавших и усталых, ПЭРЭХОДА повёл в овощной отсек армейского продовольственного склада, где мы перебирали и очищали от гнили капусту, складируя в решётчатые контейнеры. Не давая ни минуты на отдых, " второй П" постоянно торопил нас, - Швыдче працюйтэ, москалыки, бо вам ще трэба картоплю шкурыть, та бурякы для борща, та мОркву, та по залу помогаты... Отдухваты вам нИ колы!
И мы пахали. На кухне мы и встретились ещё раз со своим старым знакомым "дембелем- покупателем". Оказалось, что усатый старшина ПЭРЭРВА преуспел в служебной ретивости и доложил командованию части о том, что сопровождавший нас со сборного пункта старший сержант (без пяти минут " дембель") был выпивши с командировки. Ему добавили ещё два наряда. И, таким образом, он пока никак не демобилизуется домой.
Ну?! Як вам второе "П"? - улыбаясь нам, спросил он. Нам не хватило времени, чтобы ответить, ибо тут же услышали голос Пэрэходы, - О це Дэ воны воркують, голубьяткы! Марш у хлеборэзку! Вам, Чи нэ вам я казав?
И мы стали в зал солдатской столовой носить уже нарезанный хлеб, раскладывая по столам. Затем из вАрочного цеха носили котлы с кашей, большие чайники с крепко заваренным чаем, миски и ложки. Из овощного отсека кухни носили тазы и котелки с салатом из капусты и буряка. Там всё это нарезАли такие же " нарядчики" солдаты с других рот.
Моя голова гудела как колокол, я уже был не человеком - машиной, запущенной на сутки без остановки. После того, как завтрак, обед и ужин прошли, мне предстояло ещё тщательно протереть столы в зале и помыть пол. Моему напарнику помыть миски, котелки, " разводящие" с ложками в двух огромных ваннах из нержавейки. Наступало время смены, сутки кончались. Но старшина ПЭРЭХОДА (мать его так!) Стал проверять качество вымытой посуды. Он чистым белым платком выборочно протер несколько чашек и ложек и заключил, - Усэ пэрэмуваты ще раз! Швыдче! Бо вам катыть трэба контейнэрь на ПХЧ (подсобное хозяйство части).
В конце дня после трёх разового питания всего состава части оставался бак- контейнер пищевых отходов. Этот контейнер, как завершающий аккорд в конце наряда, мы откатили на свинарник в ПХЧ. Там, тоже после опорожнения, мы помыли бак тщательно, чтобы не придрался старшина. Мы уже шли, качаясь, еле переставляя ноги. Но мы все - таки ломали Армию. Во всяком случае, нам так казалось.
Продолжение следует.