1
Цвета хны её волосы длинные,
И уютно в Шривпорте жильё,
Её платья фасона старинного,
Схожа с персиком кожа её.
И чаруют её «Духи памяти»,
Коль играет Шопена Корто,
В её тихом простом темпераменте
Не увидит подвоха никто.
Словно свадебный торт, разум тает твой,
Много лишнего мысли хранят.
Пусть фантазии тешат тебя порой,
Их по дому дела истребят.
И в хозяйстве свой век прозябаешь ты,
Эта ноша тебя так гнетёт!
Ложки, вилки, тарелки всегда чисты.
А невестка иначе живёт.
2
И кофейник разбитый в истерике,
Тебе ангелы ставят в укор,
Лишь неделю назад в тихом скверике:
«Брось терпеть! - спел тебе Божий хор. –
О себе есть нужда позаботиться,
А другим ты не в силах помочь,
И гореть, словно спичка, приходится,
Никому столько сделать невмочь».
Пар густой от кипящего чайника,
Твою нежную руку обжёг.
Чтобы рану не видеть, наставника.
Бог послал в очи кинуть песок.
3.
Спит с чудовищем женщина мудрая,
Пасть с клыками нависла над ней,
Ни природа, ни доля столь трудная,
Да и время не лечит людей.
Как постыли цветы с гадкой плесенью,
И таблетки и боли в груди.
И меха не спасут от депрессии.
Баудикку в ней, Бог, возроди.
Пусть прекрасные, гордые женщины,
Бурный спор меж собою ведут.
Бой посуды и крик вам обещаны,
Если фурии встретятся тут.
4.
Знать её, как себя слишком тягостно,
А дары от неё – точно яд.
Друг на друга смотреть им нерадостно.
Её полон презрения взгляд.
И чугунный утюг нагревается,
А она всё читает роман.
Но бросает его и срывается,
Как заряженный пулей наган.
Шумный Амхест – он мрази хранилище.
Там потоком течёт грязь и гниль,
Со стальными глазами страшилища,
Каждый день в дом приносят ей пыль.
5.
Бивнем мамонта сияют,
Ноги гладкие её.
Лишь улыбку вызывает
Ежедневное бритьё.
6.
Слух ласкает твой лютня Каринны,
Как созвучен с мелодией стих!
Свои волосы ты так невинно.
Распустила заслушавшись их.
И они словно шёлк ниспадают,
По щекам до коленей твоих.
И восторженно солнце сияет,
Отражаясь в глазах голубых.
Ты дрожишь пред незапертой дверью,
Той, что в клетке открыта твоей.
Ты, как птица, могла б свои перья,
Распустить и покинуть дом сей.
Как ты борешься с болью душевной?
Может силы дарует любовь?
И нет сил, чтобы с долей плачевной,
Распрощаться, став вольною вновь.
Ты в хозяйстве пригодные книги,
Жаждешь бросить – послать всё к чертям!
Ведь свекровь никогда не давала,
Прочитать их своим сыновьям.
7.
Нам конкретики в призрачном мире,
Без последствий нет смысла искать.
Так одна оставаясь в квартире,
Записала в свою ты тетрадь.
Не по-женски ты умная слишком,
Тебе мудрости не занимать.
И любой обделённый умишком,
Тебя гарпией может назвать.
8.
«И осталось нам жить лет пятнадцать»,-
Предсказал так когда-то Дидро,
И за всем никому не угнаться,
И пытаться, довольно смешно.
Чем могли бы мы быть и чем были?
В среднем возрасте нам не забыть:
Как пылали, рыдали, любили…
Блудным помыслам ныне не жить!
9.
Не жалей же о том, что ты сделала,
Важно то, что счастливой была.
Ведь сегодня ты женщина зрелая,
А былое сгорело дотла.
И пусть время слегка покалечило,
Твою душу и тело… Смирись!
Синеку;ра тебе обеспечена,
За дневник свой почаще берись!
И не стоит грустить и печалиться,
Пусть мужчина сейчас правит бал!
Он тобою галантно похвалится,
Пред другими поднявши бокал.
Вы посредственны, леность немыслима,
Ни в поступках у вас, ни в делах.
Интуиция к дару причислена,
И в мужчину вселяется страх.
Нет обидам числа, оскорблениям…
Смоют их обещанья и лесть.
Преступление – ваше прощение!
И оно вам не делает честь!
!0.
Что ж? Всё это, возможно, твоя судьба,
Миру в жертву себя приносить.
Ты смиренна, покорна, ведь ты раба.
И тебе титул сей век носить.
И волнуешь ты воздух, как вертолёт,
Коим правит проворный юнец.
Он же всех вокруг в порошок сотрёт,
Чтобы цели достичь, наконец.
Но настанет день и настанет час,
Испытаньям наступит предел,
Донесёшь тогда тяжкий груз до нас,
Вдруг оставшись сама не у дел!
Примечание автора: Хочу признаться, что труднее, чем это произведение, мне не давался ещё ни один перевод Адриенн Рич. Прочитав множество отзывов американских критиков, я понял, что они так же столкнулись с проблемой точного понимания того, что хотела сказать поэтесса. Мне было необходимо не только понять смысл произведения, но и сделать рифмованный перевод. Где я ошибся – судить Вам, дорогие читатели.
Snapshots of a Daughter-in-Law
Album Snapshots of a Daughter-in-Law: Poems 1954-1962
1
You, once a belle in Shreveport,
with henna-colored hair, skin like a peachbud,
still have your dresses copied from that time,
and play a Chopin prelude
called by Cortot: "Delicious recollections
float like perfume through the memory."
Your mind now, moldering like wedding-cake,
heavy with useless experience, rich
with suspicion, rumor, fantasy,
crumbling to pieces under the knife-edge
of mere fact. In the prime of your life.
Nervy, glowering, your daughter
wipes the teaspoons, grows another way.
2
Banging the coffee-pot into the sink
she hears the angels chiding, and looks out
past the raked gardens to the sloppy sky.
Only a week since They said: Have no patience.
The next time it was: Be insatiable.
Then: Save yourself; others you cannot save.
Sometimes she's let the tapstream scald her arm,
a match burn to her thumbnail,
or held her hand above the kettle's snout
right inthe woolly steam. They are probably angels,
since nothing hurts her anymore, except
each morning's grit blowing into her eyes.
3
A thinking woman sleeps with monsters.
The beak that grips her, she becomes. And Nature,
that sprung-lidded, still commodious
steamer-trunk of tempora and mores
gets stuffed with it all: the mildewed orange-flowers,
the female pills, the terrible breasts
of Boadicea beneath flat foxes' heads and orchids.
Two handsome women, gripped in argument,
each proud, acute, subtle, I hear scream
across the cut glass and majolica
like Furies cornered from their prey:
The argument ad feminam, all the old knives
that have rusted in my back, I drive in yours,
ma semblable, ma soeur!
4
Knowing themselves too well in one another:
their gifts no pure fruition, but a thorn,
the prick filed sharp against a hint of scorn...
Reading while waiting
for the iron to heat,
writing, My Life had stood--a Loaded Gun--
in that Amherst pantry while the jellies boil and scum,
or, more often,
iron-eyed and beaked and purposed as a bird,
dusting everything on the whatnot every day of life.
5
Dulce ridens, dulce loquens,
she shaves her legs until they gleam
like petrified mammoth-tusk.
6
When to her lute Corinna sings
neither words nor music are her own;
only the long hair dipping
over her cheek, only the song
of silk against her knees
and these
adjusted in reflections of an eye.
Poised, trembling and unsatisfied, before
an unlocked door, that cage of cages,
tell us, you bird, you tragical machine--
is this fertillisante douleur? Pinned down
by love, for you the only natural action,
are you edged more keen
to prise the secrets of the vault? has Nature shown
her household books to you, daughter-in-law,
that her sons never saw?
7
"To have in this uncertain world some stay
which cannot be undermined, is
of the utmost consequence."
Thus wrote
a woman, partly brave and partly good,
who fought with what she partly understood.
Few men about her would or could do more,
hence she was labeled harpy, shrew and whore.
8
"You all die at fifteen," said Diderot,
and turn part legend, part convention.
Still, eyes inaccurately dream
behind closed windows blankening with steam.
Deliciously, all that we might have been,
all that we were--fire, tears,
wit, taste, martyred ambition--
stirs like the memory of refused adultery
the drained and flagging bosom of our middle years.
9
Not that it is done well, but
that it is done at all? Yes, think
of the odds! or shrug them off forever.
This luxury of the precocious child,
Time's precious chronic invalid,--
would we, darlings, resign it if we could?
Our blight has been our sinecure:
mere talent was enough for us--
glitter in fragments and rough drafts.
Sigh no more, ladies.
Time is male
and in his cups drinks to the fair.
Bemused by gallantry, we hear
our mediocrities over-praised,
indolence read as abnegation,
slattern thought styled intuition,
every lapse forgiven, our crime
only to cast too bold a shadow
or smash the mold straight off.
For that, solitary confinement,
tear gas, attrition shelling.
Few applicants for that honor.
10
Well,
she's long about her coming, who must be
more merciless to herself than history.
Her mind full to the wind, I see her plunge
breasted and glancing through the currents,
taking the light upon her
at least as beautiful as any boy
or helicopter,
poised, still coming,
her fine blades making the air wince
but her cargo
no promise then:
delivered
palpable
ours.