Окружают лица плаху,
Сумерки грызутся в высь.
То свистят, то где-то плачут,
В гуле тонет женский визг.
За отчерченной грядою
Кто меня переживёт?
Полк стоит, собаки воют,
Я всхожу на эшафот.
Завывает скрип дощатый
Шаг за шагом в голове.
Как блаженный провожатый,
Поднимаюсь в бечеве.
Улица пред мною молкнет.
Босоногий, шутовской
Под глухие перетолки
Я сливаюсь с высотой.
Никого не прерывая
В голкотне шипящих толп,
Сизо-белая, глухая
Села бабочка на столб.
В дивной ризе незнакомка,
Синим пламенем маня,
Поглядела на веревку
И висящего меня.
Посреди окружных улиц,
Забастовок, мостовой
Ее крылья усмехнулись
И вспорхнули над толпой.
Воздух был зажат и связан,
Как на шее бечева.
От ревущих, громких красок
Вздулась намертво глава.
Кто гаганил, кто слезился,
Кто плевал издалека.
Промелькнули сизокрылой
Над веревкой два мазка.
А за нею — сотни красок
Разлились по вышине.
В небо сумерки вгрызались,
Становившись все пьяней.