Теперь уже мало кто помнит, что такое научная организация труда. А дело было так…
В 1882 году в семье учителя Гастева и швеи родился сын Алексей. Детство у него было обычное, но в 1902 году увлёкся он политикой и вступил в РСДРП. И начались у него неприятности. В 1902 году вздумалось ему (а может и не ему) организовать демонстрацию в память 40-летия смерти Добролюбова. Он думал, что ничего ему не будет. Но власть его заметила и пришлось расстаться с Учительским институтом. Он огорчился и эту власть невзлюбил. В 1903 году сослали его в Усть-Сысольск Вологодской губернии но в 1904 году он уехал во Францию. Тогда все ссыльные так делали.
Устроился он слесарем, поступил в Париже в Высшую школу социальных наук и затаился. Рассказ даже написал из жизни ссыльных. Стал газеты просматривать, а там пишут, что в России беспорядки начались. Потянуло его в родные места. Приехал в Россию, в Костроме восставшие его куда-то выбрали, он начал действовать, но тут смута закончилась. Разругался он с большевиками и в 1910 году опять в Париж уехал. Там он заскучал, не выдержал бездействия и поехал в Санкт-Петербург революцию устраивать. Устроился на завод, только агитировать начал, а тут охранка:
- Что же Вы, Алексей Капитоныч, опять за своё взялись!
Придётся Вас в Нарымский край сослать…
Улыбается Гастев, не возражает. Сослали… Бежал…
А тут – Февральская революция. Большевики его заметили, потому что таких буйных не так уж много было. В декабре 1919 года стал он начальником уголовного розыска Новониколаевска.
В 1921 году пришёл к выводу, что народ работает неправильно: землекопы лопату не так держат, а каменщики с кирпичом не по научному обращаются. Учредил он Центральный институт научной организации труда. И стал всех учить. Землекопы и каменщики его не слушали и работали по прежнему. Но идея была хорошая, поэтому в 1926 году «за исключительную энергию» его наградили Орденом Трудового Красного Знамени. Видно, эта неуёмная энергия достала чекистов, в 1938 году его арестовали, а 15.04.1939 – расстреляли на полигоне «Коммунарка». Это была бывшая загородная дача наркома НКВД Генриха Ягоды. Здесь в 1937-1941 годах расстреляно более 10 000 человек. Так закончилась эта беспокойная жизнь.
Он был женат дважды:
1-я жена (1906-1917): Анна Ив. Васильева, детей нет.
2-я жена (с 1917): Софья Абрамовна Гринблат.
Дети: Пётр, 1921 – 1943, погиб под Курском,
Алексей, 1923 – 1991, кинодраматург, писатель,
Юрий, 1928 – 1993, математик, политзаключённый.
На какое-то время имя Гастева было забыто, но в середине 20-го века в правительстве СССР опять решили, что народ работает неправильно и восстановили Институт. Как действовал этот институт – я помню.
В 1960-х гг. я работал в информационном отделе треста «Мособлоргтехстрой». Трест этот ничего не строил, но всем советовал – как надо работать, выпускал буклеты о передовиках производства, издавал журнал «На стройках Подмосковья», выставки организовывал.
Самая большая выставка была каждый год в августе на День Строителя. Там вдоль дороги выставляли щиты с портретами передовиков, но вот беда: фотография, например, Соколова, а подпись: Смирнов. Обижались люди. Начальству попадало от более высокого начальства. Наконец, терпение всех начальников кончилось.
Приказали: на обороте каждой фотографии писать – кто это. И чтоб подпись была и печать стояла. Так и сделали.
И вот перед праздником приходят художники к управляющему и докладывают:
- Все фотографии наклеены, что подписывать?
А текст-то на обороте… Все в ужасе!
Пришлось из каждого района области срочно вызывать людей на опознание.
С журналом нашим тоже однажды неувязка вышла: вынесли на обложку портрет Героя Социалистического Труда. Один экземпляр, как положено, отвезли в ЦК КПСС. А там и говорят:
- Поторопились вы с этим портретом. Указ то ещё не подписан.
Придётся теперь надпись на обложке вручную заклеивать.
Три дня вся редакция заклеивала 3000 журналов, а в конце третьего дня из ЦК позвонили:
- Поторопились вы. Сегодня Указ подписан. Придётся обложку
перепечатывать…
Журнал вышел с опозданием на неделю.
Я в то время отвечал за пропаганду научной организации труда.
Поступает заявка - послать лектора на областную конференцию профтехобразования. Дескать, пусть прочитает лекцию «Научная организация труда на строительных объектах». Слушатели – преподаватели профтехучилищ строительного профиля. Смотрю картотеку тех, кто читает лекции по нужной тематике. На наших специалистов надежды мало – они всегда заняты. Отбираю трёх лекторов со стороны. Звоню… Первый в отпуске, у второго сменился телефон, третий просит официальное письмо на имя директора Института научной организации труда. В тот же день отвожу письмо.
Через два дня: «Директор ещё не читал…».
Ещё день: «Письмо у зам. директора…»
Ещё день: «Письмо или у зам. директора или его куда-нибудь отправили. Я выясню…».
Ещё два дня: «Зам. директора сказал, что письмо недостаточно официально. Надо, чтобы подписал управляющий трестом, а не начальник отдела…». Лектора обещают дать. Письмо тут же отпечатано и подписано у управляющего. В тот же день отвезено в приёмную зам. директора.
Ещё день: «Письмо у зам. директора. Он сказал: Вот, теперь другое дело! Но фамилию лектора не назвал. Оставьте телефон…». Обещают позвонить.
Ещё два дня. Звонит руководитель сектора института: «Вы лектора просили… А у нас все в отпуске. И поручить-то некому. Звоните заместителю директора.»
Зам. директора – в Госстрое на совещании, будет в конце дня. Секретарь сообщает, что лекцию поручено прочитать руководителю сектора, но он не хочет, а заставить его мы не можем.
«Зачем же вы просили письмо?» «Об этом спрашивайте зам. директора…»
На следующий день дозваниваюсь до зам. директора. Он отвечает: «Да, я в курсе, но помочь ничем не могу. У меня нет людей, которые могли бы популярно рассказать о научной организации труда … учителям начальной школы.
«Но ведь это – областная конференция профтехобразования!»
«Разве? Значит меня неправильно информировали. Я ещё раз поговорю с руководителем сектора. Он Вам позвонит»
Через два дня звоню сам. Руководитель сектора ссылается на отсутствие педагогического опыта.
На этом всё и закончилось…