Уродец

Наталия Журавлёва
  Часть 1

Санька печально брёл по огромному монастырскому саду. Ему было невыносимо скучно: всех приютских матушка Аглая забрала с собой в паломничество по святым местам. Сначала они пойдут в соседнее село, что от монастыря за три версты – там бьёт незамерзающий ключ, и вода в нём стала обладать целебной силой, когда почти сто лет назад её освятил местный монах-отшельник. Сейчас над ключом выстроили купальню, и все желающие могли окунуться в ледяную воду. Говорят, у людей пропадают разные хвори после этого. Санька тяжело вздохнул: ему-то не поможет никакой ключ…
Затем паломники пойдут дальше, в Нюшкину рощу, где сохранились полуразрушенные каменные стены и фундамент очень древней церкви. Старики говорят, что ей, почитай, уже триста лет будет. Развалины эти велела беречь помещица Анна Егоровна Дудина, жившая давным-давно: сейчас в имении заправляет её правнучка, а может, и пра-правнучка, тоже Анна – выполняет бабкину волю. Анна Егоровна и молодые берёзы велела насадить, когда старые деревья вырубили, чтобы они не рухнули на развалины. Потому рощу и прозвали Нюшкиной – в память о помещице. Но самым удивительным было то, что церква та из камня выстроена, когда в округе все остальные деревянные, даже их монастырь с большим собором и надворными постройками.

Так вот, в этой каменной церкви внутри на стенах сохранились рисунки со святыми и даже с Богородицей! Если Богородице поставить свечку и помолиться, она исполняет желания. Чаще всего туда бабы ходят, которые понести не могут, ребёночка выпрашивают, даже из города в экипажах приезжают! А случается, что и просить не надо – просто прийти и помолиться. Санька хихикнул, представив, что после паломничества девчонки приютские и матушка Аглая брюхатыми окажутся. Во смеху-то будет! И тут же загрустил: уж он-то помолился бы истово, попросил бы о своём, да не взяли его: мал ещё, всего семь годов от роду, да и нездоров к тому же…

Тут печальные Санькины мысли прервал явственный шорох в разросшихся кустах малины. Мальчишка остановился и с испугом прислушался. Точно, шуршит кто-то и чавкает! Медведь?! Ягоды жрёт! Но тут же сам себя мысленно одёрнул: какой медведь в монастырском саду?! Сад хоть и большущий, изрядно запущенный, но обнесён крепкой оградой, да и лес-то совсем не близко отсюда. И потом, что за малина в конце августа! Скорее, собака чья-то забрела и над костью чавкает… Санька решительно направился к малиннику, раздвинул ветки и замер от удивления. За кусами у ограды сидел какой-то мале;ц и с громким чавканьем жевал траву, обрывая её вокруг себя быстрыми движениями. «Ой, уродец! Бедолага… Оголодал-то, несчастный!» – жалостливо подумал Санька и негромко окликнул мальчишку: «Эй!» Тот вздрогнул, перестал жевать и с испугом посмотрел на Саньку большими чёрными глазами.
 
– Не боись, я свой, – поспешил успокоить его Санька. – Ты кто?
– Кто? – после паузы переспросил мальчишка, выплюнув траву.
– Ты – кто? Как сюда попал? Из деревни пришёл? – продолжал допытываться Санька.
– Пришёл… Из деревни… – неуверенно произнёс незваный гость и жалобно сморщился. «Блаженный! Этот, как его… юродивый! Надо кого-нибудь из сестёр позвать!» –  пронеслось в голове у Саньки, и он успокаивающе произнёс:
– Ты… того… подожди меня, не уходи. Я щас сестру Марфу позову, она тебя покормит, и, может, у нас оставит. Или ты местный?
– Местный! – неожиданно твёрдо воскликнул пацан. – Из деревни!
– Что-то я тебя такого не помню… – задумался Санька, – иль приехал из города к бабке?
– К бабке? – странный мальчишка явно туго соображал.
– Ну бабка, мамкина мамка – ты к ней приехал? – терпеливо объяснял Санька. – Пошёл гулять и заблудился? Давно, видать, мыкаешься: оголодал-то!
– Я из города к бабке приехал, – радостно подтвердил мальчишка, – заблудился, оголодал!
– Так чего траву-то жрёшь? Тут яблони в двух шагах, ранние яблоки уже поспели. Я вот принесу, погоди! – и Санька метнулся через кусты к яблоне, усыпанной крупными светло-жёлтыми, почти белыми плодами. Он торопливо сорвал три яблока и поспешил назад к оголодавшему гостю.
– На-ко вот, поешь пока. А потом я тебе хлеба принесу. И сала, если сестра Агафья расщедрится. И надо будет бабку твою искать, пусть забирает. Нельзя тебе одному по деревне идти, засмеют, а то и побить могут, – и Санька с жалостью взглянул на мальчишку. Тот жадно вгрызался в сочное яблоко и глотал куски, почти не жуя.
– Ну-у… теперь я разумею, что такое «бледный до синевы»...  Так матушка настоятельница говорила, когда я зимой болел, – задумчиво продолжал Санька, пристально разглядывая нового приятеля. – Вон ты синий какой от голода стал! Ты ешь, ешь, а потом пойдём к сестрам, чего тут ждать-то? Надо бабку искать или родителей вызывать.
– Ждать! Тут надо ждать родителей! – чуть не подавившись яблоком, крикнул мальчишка. – Не надо бабку искать!
– А! Так ты от неё сбежал! – понял Санька. – Что, злющая небось? Порола тебя, убогого, что ли? Тебя как звать-то? Я – Санька.
– Злющая! Порола! – горячо подтвердил мальчишка, откусил здоровенный кусок яблока и неразборчиво пробурчал: «Вл-дл-д».
– Влад, что ли? – догадался Санька. – Я одного Влада знал, кузнец в деревне был. Добрый мужик, запойный только. От пьянки помер. Ладно, Влад, тогда здесь сиди, никому про тебя говорить не будем. А родители что, приехать скоро должны? К воскресенью? Наверно, к нам в монастырь на службу придут, да?
–  Да, к воскресенью. На службу придут! – снова подтвердил Влад и широко улыбнулся.
– Ну, два-то дня мы с тобой как-нибудь проживём Божьей милостью, – Санька широко перекрестился, Влад торопливо повторил за ним. – Хлеба и воды у нас вдоволь, а без сала обойдёшься до тятьки с мамкой. Верно я говорю?
– Верно, Санька. Уж как-нибудь обойдусь на хлебе и воде. До тятьки с мамкой! – Влад крепко потёр лоб, помотал головой и неожиданно засмеялся. «Наелся, бедолага», –  облегчённо вздохнул Санька и тоже засмеялся.

Оставив нового товарища за кустами малины, Санька поспешил в трапезную: уже несколько раз был слышен голос маленького звонкого колокольчика, приглашавшего к столу. Мальчишка изрядно проголодался, да и надо было утащить хлеба для Влада и как-то незаметно стянуть глиняную крынку под воду. Воровал Санька виртуозно: сколько себя помнил, жил на улице с дедом, тот и научил его воровать и побираться. Родной был ему дед, нет ли – мальчик не знал, да и не интересовался никогда, поскольку ни одной другой родной души у него в целом свете не было. А дед Никита был добрым и любил Саньку, даже грамоте его учил! Но прошлой осенью он отдал Богу душу в стогу, где они ночевали, аккурат недалеко от монастыря. Монахини и нашли мальчишку, когда за сеном приехали, а он там помирал от горячки и голода. Выходили его сестры Божьи, определили к себе в приют, где уже проживали четырнадцать сирот разного возраста. Санька пятнадцатым и самым младшим воспитанником стал…

Та-а-к… Хлеб, огурцы, соль, крынка с водой, кусок мешковины, чтоб укрыться ночью – есть с чем прийти к  Владу! Мальчик дождался, когда в монастыре все успокоятся на ночь, и выбрался в сад. Уже начинало темнеть, но он прихватил с собой толстую свечку и украденные из кухни спички – им с Владом темно не будет! Приятель ждал его на прежнем месте и выглядел не в пример лучше, чем днём, даже, как показалось Саньке, синяя бледность на лице стала светлее. Увидев товарища, Влад заулыбался, вскочил, замахал руками от радости, и жалость снова кольнула Саньку в грудь. «Бедняга… Уродец! Ну хоть мамка с тятькой есть, не пропадёт!» – отбросил грустные мысли Санька.

– Во, вишь, я тебе поесть принёс и воду, а ещё мешковину, – суетился он, раскладывая на росистой траве припасы.
– Мешковину-то зачем? – удивился Влад. – На земле и так хорошо, тепло.
– А ты глянь, кусок-то здоровенный, мы сейчас половину под себя подстелим, а другой половиной накроемся и свечку зажжём – как в домике! – радостно объяснял Санька свою задумку. – На звёзды смотреть будем и разговаривать. Щас, знаешь, какие звёзды! Крупные, яркие – заглядишься! Ты любишь на звёзды смотреть?
– Люблю! Очень! Я очень звёзды люблю! Очень! – Влад произнёс это так пылко, что Санька с удивлением взглянул на него: чего так звёзды-то любить?
– Ну и ладушки, давай помогай, стели мешковину…

Вскоре «домик» был готов, и мальчишки сидели в нём, прижавшись боками и глядя в звёздное небо, хрустели огурцами и болтали обо всём подряд. Но Саньку раздирало любопытство, и он наконец не выдержал:
– Скажи, Влад, а руки-то у тебя… чего такие?
– А что – руки?! – вскинулся Влад. – Очень заметно, что ли? Ну по четыре пальца у меня, не по пять, как у тебя, так что из того? Ты на себя посмотри, на свои ноги! Ой, прости…
– Да ладно! Я уж привык. Хромаю как себя помню, – вздохнул Санька, – и нога вывернутая… Земский врач сказал, что перелом неправильно сросся, ломать надо, в больницу… Да кто меня в больницу-то отправит! Ой, смотри – звезда упала! Надо желание загадывать, когда звезда падает! Ты бы что загадал?
– Я? Я бы загадал скорее дома оказаться! – вздохнул Влад. –  А ты? От хромоты, наверно, избавиться?
– Не! Что мне эта хромота! Я бы загадал, чтобы у меня мамка была... И тятька…У меня мамки никогда не было, – грустно сказал Санька. – Никого, кроме деда, не было…

Мальчик часто заморгал и уставился в чёрное звёздное небо полными слёз глазами. Влад смущённо завозился под мешковиной и сжал тонкую руку друга смешной четырёхпалой ладошкой.
– Ты… это… не надо… А как же у тебя мамки-то не было! – с деланным весельем воскликнул он. – Как же не было? А в кого ж ты такой цветной уродился?! – и он дёрнул Саньку за огненно-рыжий вихор на макушке. Приятель повернул к нему усыпанное веснушками лицо и фыркнул:
– Кто б говорил! Немочь бледная, немочь синяя!
Мальчишки посмотрели друг на друга и громко захохотали, толкаясь локтями и коленями, уронили свечку и чуть не спалили мешковину. Когда суматоха улеглась, Влад решительно заявил:
– Ну всё, топай спать. А я здесь останусь. Не боись, не замёрзну, ночи ещё тёплые. И не перечь, слушай старшего!
– Старшего?! – возмутился Санька. – А сколько тебе лет, скажи-ка?
– Лет? – неуверенно переспросил Влад. – Сколько?..
– Ну да! Мне вот, к примеру, семь, почти восемь, – приврал Санька, –  дед говорил, а тебе? Восемь, девять?
– Восемь? –  приятель задумался. – Девять! – наконец твёрдо произнёс он. – Девять! Значит, я старший, и ты идёшь спать!
Санька обиженно засопел и полез из-под мешковины. Влад примирительно погладил его по плечу.
– Сань, ты того… не обижайся. Я правда спать хочу, на сытое пузо разморило, благодарствую! И я, может, утром раненько уеду с родителями, так что прощевай, дружка. Я тебя помнить буду!

Санька резко вскочил, оступился и чуть не упал. Влад каким-то чудом в мгновение ока оказался рядом с ним и успел подхватить. У него оказались неожиданно сильные руки, и Санька удержался на ногах.
– Ишь ты, – хихикнул он, – вцепился в меня, как паук лапами! Да ладно, пусти уже, не упаду. Ты что, и впрямь с утра уедешь?  А может, погодишь? – и Санька с затаённой надеждой заглянул в чёрные глаза нового друга. – Вдруг мамка с тятькой задержатся?
– Ну если задержатся, тогда с утра и увидимся, – ласково произнёс Влад и погладил Саньку по голове. – А сейчас иди, а то вдруг тебя хватятся, искать начнут. Ступай, да не свались, гляди. Свечку вот возьми и ступай.
Санька послушно взял горящую свечку и пошёл. Оглянулся, остановился, махнул другу рукой на прощание и скрылся в тёмном саду.
А Влад постоял с минуту, всматриваясь в темноту, затем вытянулся во весь рост, вскинул руки и лицо к звёздному небу и негромко, но счастливо рассмеялся. Потом умиротворённо вдохнул и легко побежал по мокрой от ночной росы траве к выходу, свободно ориентируясь в разросшемся, запущенном старом саду: у него было важное дело…
            

Продолжение: http://www.stihi.ru/2019/06/04/272