Сибирь! В районе Коченёвском,
В селе Кукушкино, в дому,
Ну, как на троне, на Кремлёвском,
Отец твердил слова ему:
«Сыночек, имя твоё - Стёпа,
А я твой папа - Харитон!
Тебя познает вся Европа,
«Простите нас» - услышишь стон.
Во всех столетьях в Русь святую
С Европы двигались враги.
Их возвращали прочь, впустую,
Убрав кровавые круги.
Так было много раз на свете,
Прощал прапрадед, прадед, дед
И я, и ты прощай, и дети
Прощать должны их вслед Побед!
Ты Стёпа – русский, чистокровный!
Притом исконный сибиряк!
Так будь же храбрый, добрый, скромный,
По жизни лётчик иль моряк!
Учти сынок! Мы все под Богом!
И защищайся весь свой век!
Перед судом предстанет строгом
Душою каждый человек».
Такое в Марковцевом роде
Могло звучать хоть каждый день:
«Служи России! И Свободе!
Знай! Божья суть – не дребедень!
Он рос, учился преотлично!
Окончил с гордостью рабфак.
В Иркутске вёл себя прилично
В авиашколе, это факт!
Его сияла эскадрилья!
Стал замом авиаполка.
А всё в зенит тянули крылья,
Чтоб командиром стать полка!
Двухсот восьмого, штурмового,
Летал, сражался лично сам,
По зову сердца боевого,
Перекрестившись небесам!
И он ворвался в группу к фрицам,
Увидел рты, крик, страх и вой,
Понять сумел их дух по лицам,
Сбив «мессершмитта» под Москвой.
Но это было лишь начало,
Когда командовал звеном.
С тех пор и сердце застучало
В каком-то пафосе ином.
Затем один опять сразился,
Под Ржевом с группой немчуры.
Всем видом их спалить грозился,
Держитесь в стайке, до поры.
Очередями с пулемёта
Зажёг опять же «миссершмитт»,
Но и его бок самолёта
Рванул, как будто динамит.
Ужасной болью сжало тело,
Во взгляде жёлтые круги,
Но он своё продолжил дело
И всё же сдрейфили враги.
От встреч пропеллеры визжали:
На право, влево, вверх и вниз,
От пуль за тучки исчезали,
Исчезли, словно под карниз.
А русский, кровью истекая,
Задачу выполнить сумел,
Твердил: «У них судьба такая!»
Жаль, расстрелял всё, что имел!
К своим удачно приземлился,
Сдал самолёт, хоть тело жгло.
В санбате мысленно молился,
И как-то быстро зажило!
И вновь один в разведку боем.
Маршрут: Волово – Мценск – Орёл,
Заметил штаб под свежим слоем,
Аэродром вдали от сёл.
Пока пустой, готов к приёму.
Наверно к ночи прилетят.
Ждёт многих, видно по объёму.
Побьём их утром, как котят!
И на рассвете русских в группу,
Степан поднял штурмовиков:
Фашистам там устроим ступу,
Пусть знают нас, сибиряков!
Шестьдесят восемь самолётов
Стояли ровно в два ряда.
Их сразу, с первых же налётов,
Объяла смертная среда.
Всё-всё сгорело у фашистов,
И Марковцев повёл на штаб.
Всех в пух и прах специалистов,
Накат был штаба – крайне слаб.
Сгубили много живой силы:
И офицеров, и солдат.
Пошли все царствовать в могилы,
А там врагам – дорога в ад.
Их крики слышали пилоты
И городок Ново - Чирской!
А русских взмыли самолёты
Все без потерь, в простор мирской.
Лишь после битв у Сталинграда
Сей полк, базировал в тылу.
И за наградой шла награда,
Владея душами! В пылу
Освобождали Украину!
Правобережье! Запад ей
Там превратил всё-всё в руину
Буквально сразу, с первых дней.
Полякам, чехам возвращали,
Не тронув, здания, мосты.
В награды даже получали
Чехословацкие кресты!
Вернулся генерал-майором,
Вся грудь сияет в орденах.
Лучится личность с ореолом,
Девчата глянут, крикнут: «Ах!»
Он был и будет коченёвским,
С Новосибирской области.
После раненья стал московским,
Там вылечить смогли, спасти!
Герой Советского Союза!
Горжусь, что лично с ним знаком!
Встречал в портах его, с ним муза.
Сейчас как вспомню – в горле ком.
Возил в Кукушкино Степана,
Топтал усадьбу вместе с ним,
Он вспомнил друга, горлопана,
Мол: «С ним не справился с одним.
Тот был постарше и сильнее,
Купались вместе в озерке,
Он вёл себя в селе вольнее,
Их дом стоял на бугорке!»
Давно деревни нет в районе,
Но всех Героев чтит народ,
Аллея памятников в зоне
Меж главных зданий, вот наш род!
Проспектом Марковцева ходим
И чётко помним, кто он есть.
Детишек все за ручки водим,
Вселяя в души совесть, честь!