Глава 5.
«Дорога на войну»
Из дневниковых записей деда
«В конце февраля 1942 года у меня на руках уже была повестка. На серо-голубой, грубой бумаге было написано: «Явиться на призывной пункт, расположенный на железнодорожной станции Рубцовка к 14 часам, 1 марта 1942 года».
Я распорол внутренний карман пиджака и спрятал повестку за подкладку. Не дай Бог узнает мать – не пустит. Тайком от неё, я собрал на чердаке «сидор», сложив в него то, что считал необходимым: документы, сухари, сало, пшеничную крупу, портянки, перочинный нож и отцовские сапоги. Сапоги, к сожалению, были на два размера больше, но кроме валенок другой обуви у меня не было.
Накануне вечером, я закопал «сидор» в большом сугробе у самой калитки. Ночь была бессонной. Будто не на войну я собрался, а уже совершил страшное преступление и ожидаю справедливой расплаты за него. Тем же вечером я написал записку и тайком положил её в «Молитвослов». Знал, что утром мама будет читать молитвы после того, как подоит корову. Написал коротко: «Прости меня, мама. Я ушёл на фронт. Помогать отцу бить фашистов. Твой сын Иван».
К утру я задремал. Снилась всякая чертовщина.
Разбудил меня скрип маминой кровати. Она зажгла лампаду, оделась, взяла подойник и ушла на скотный двор.
Мигом слетев с печки, я оделся и вышел в холодные сени. Сердце колотилось так, будто было готово выпрыгнуть через горло. Выйдя во двор, выкопал «сидор» и, закинув его за спину, быстро зашагал в сторону райцентра по колее, накатанной санями.
Шёл пятый час утра. До Половинкино было 7 километров. Оттуда до райцентра ещё 21 километр. Но я знал, что в это утро обоз повезёт призывников и поэтому очень торопился.
Шёл, не оглядываясь. Спустившись с бугра к мосту через Склюиху, я вдруг услышал: «Ванька! Вернись, Ванька!» Остановился, оглянулся, прислушался. Никого… Пошёл дальше, но услышал снова: «Вернись, Ванька!»
Светало… В воздухе запахло печным духом. Из-за сугробов показалась околица Половинкино. Добравшись до сельсовета, увидел, что народ уже собирается. На дороге вереницей стоял обоз. «Только бы из самарских никого не было», - думал я, - «Вернут домой с позором. Да ещё и арестовать могут за подделку документов».
Всё прошло гладко. Представитель военкомата построил призывников и стал читать список по алфавиту. Дождавшись своей фамилии, я громко выкрикнул: «Я!» После проверки военный крикнул: «Пять минут на прощание, и грузиться!»
Усевшись в сани, я всё дальше и дальше удалялся от Самарки с чувством глубокой вины перед матерью. Успокаивал себя только тем, что, возможно, встречусь на фронте с отцом. И мы оба, плечом к плечу, будем защищать Родину. Быстро победим фашистов, и вернёмся домой, сверкая орденами и медалями. Мальчишка…
Всю дорогу ехали молча. Только скрип полозьев и всхрапывание лошадей нарушали звенящую морозную тишину. А о чём было говорить? Каждый думал о своём. Каждый мечтал, чтобы эта война скорее закончилась и все вернулись домой живыми.
На перроне слушали очередную сводку Совинформбюро. Левитан перечислял города, освобождённые нашими войсками в ходе ожесточённых боёв. Значит, не так страшен Гитлер, как его малюют. Значит, Советский Союз – не кружевная Европа, которая легла под фашиста практически без сопротивления. Значит, победа будет за нами!
После переклички нас погрузили в теплушки, оборудованные двухъярусными нарами. Почему эти вагоны называли теплушками, до сих пор не пойму. Колотун в них был собачий. Особенно, когда эшелон, набрав ход, борзо пошёл по степи, продуваемой всеми ветрами.
Грелись, тесно прижавшись друг к другу. Когда становилось совсем невмоготу, начинали плясать на свободной площадке между нар, хлопая себя руками по плечам. На некоторое время становилось теплее, но вскоре лютый холод вновь забирался под одежду.
Тогда, в эшелоне, я впервые попробовал водку. От неё, казалось, стало немного теплее, но как-то странно кружилась голова и всё плыло перед глазами.
В этом полудремотном ознобе промелькнули за окном Алейск, Барнаул и Новосибирск. В Новосибирске простояли часов двенадцать, ожидая, что к нашему эшелону прицепят ещё несколько вагонов.
Грелись на вокзале. Кипятка и костров было в достатке. За территорию вокзала и перрона было выходить запрещено. Это приравнивалось к дезертирству. Перед отправкой пришлось уплотниться, так как вагонов не хватало на всех. С новосибирским пополнением нам повезло. Мужики притащили в вагон буржуйку и несколько больших охапок дров, которые спешно рассовали под нары. Стало теплее и веселее.
Эшелон пошёл на запад. Разговоров было столько, что утихали они только тогда, когда все засыпали. Люди говорили без умолку, будто хотели выговориться на несколько лет вперёд. А где ещё так поговоришь, как не в вагоне.
Омск, Курган, Челябинск, Уфа, Казань, Горький, Владимир… И, наконец, Москва. Только в саму Москву мы так и не попали. На небольшой станции ночью нас погрузили в полуторки и первое военное утро мы встретили в учебном полку на южных окраинах Наро-Фоминска».
(18 апреля 2019 г. 12.31. СПб)
Глава 6. http://www.stihi.ru/2019/04/25/3343