Это игра, вроде шахмат.
Мы с городом забываем друг друга.
Я отбилась от рук,
прыгнула на верхнюю полку плацкарты: е2-е4.
Город отвык от меня, перенес филфак в другое здание,
сменил плитку на Проспекте, спилил елки на площади.
На каждом углу понатыкал милых памятников,
ни один из которых мне не знаком.
Сменил замки, пароли, явки,
названия мест и магазинов,
которые казались вечными —
«Мелодия», «Ткани», «Рыба»,
магазин «Природа» и клетки с попугайчиками в окне.
В кафе «Лакомка», куда мы с мамой заходили по дороге с пляжа,
теперь — ресторан, говорят, хороший.
Магазин «Охота», где покупали леску, чтобы плести феньки...
Главное, не думать о тех, кому мы их плели.
В том самом кафе, — помнишь?
Там теперь офис телефонного оператора.
Только пятиэтажку у ж/д моста
город не тронул, оставил как есть.
Она вечная, эта пятиэтажка,
он вечный, этот железнодорожный мост,
декорация моих снов.
И поезда так же идут мимо чьих-то
чужих теперь окон,
и ночные голоса диспетчеров.
Я уже не помню, какая из его улиц — Радищева,
пересекается ли она с Советской и где именно.
А город тихо и методично
разрушает старые купеческие особняки.
В домиках постройки начала века
торчат стеклопакеты.
Зато тепло, зато функционально.
Как вставная челюсть.
Я смотрю на тот берег реки,
на другую сторону моста.
Там теперь высотки, линия горизонта изменилась.
Да чего уж там, спустя десяток лет,
я наконец-то могу сказать,
что не узнаю здесь ничего.
И меня здесь никто не помнит.
Приезжая в любой другой, в любой чужой город
я могу ощущать радость.
Здесь — только боль, тень боли, отзвук боли.
Город, ты победил.
В город, которому нет до меня никакого дела,
Медленно входит лето.