За окном какой-то кошмарт.
Не от слова кошачий, а от слова кошмар.
Кошмарное небо.
Кошмарные лужи.
Кошмарно внутри и кошмарно снаружи.
А ты говоришь...
Монмартр.
Родная, какой Монмартр?
Мне тошно, я брянский Сартр.
И ветер гремит железом
Настырный, как Бонапарт.
Встаешь, кашеваришь, ешь,
ползешь на работу – не конн, не пеш,
кошмара не раскошмаришь,
сидишь, протираешь плешь.
Сосульки свисают с крыш.
А ты говоришь
Париж.
Кого-то вчера убило.
Тут так лишь и воспаришь.
Тут так лишь?
Постой, я сам:
В Туттаклише есть... Ясам!
Такая большая башня,
приставленная к часам.
На башне полно голов
и черных колоколов,
рога с четырех углов.
Наверх заберешься, ахнешь!
И схватит тебя Туттаклиш.
Туттаклиш, Туттаклиш – сон.
Туттаклиш – далекий звон.
Зеленая дымка счастья,
одевшая серый склон.
Прощай навсегда, Туттаклиш!
Прощай до конца времен.
Наверное, ты права.
Есть горы и острова,
и тысячи мест под солнцем,
где может расти трава.
Где нам не бывать никогда.
Да-да, не бывать никогда.
Ну конечно, белиберда.
Это просто, чтобы рассониться.
Это просто игра в слова.