Набралось на пир гостей,
Всяк погостов, волостей.
Третий день почай гудят,
Пропивают, да шумят,
И кто громче – не понять,
Только присказки слыхать:
«Где любовь да совет,
Там глядишь, и горя нет».
«А наденут как венец,
Так считай всему конец».
«Если жёнку добру взять,
То и горя не познать».
«У хорошей, у жены,
Так и мужу нет цены».
«Ищут тёлку по рогам,
А девицу по родам».
«Будь жена хоть и коза,
Но злотые чтоб рога».
«Ей, послушай, Еремей,
Про себя-то разумей.
Если много выбирать,
То женатым не бывать,
Ведь людская-то молва,
Что морская вишь волна.
Ты ж не верь чужим речам,
А поверь своим очам».
«Плачет злой от зависти,
Добрый же – от жалости».
Шебутится пир честной, двое лишь невеселы,
Удручённые бедой, головы повесели.
«Что-то мне тоскливо, Князь, нет того веселия,
Когда сердце воспаряет, без хмельного зелия.
Помню в детстве, во дворе, заиграют гусельки,
И душа моя парит, были же искусники.
А сейчас один лишь ор, бубенцы с сопелками,
Скоморохи веселят глупыми проделками.
Мне же хочется, Владимир, для души потехи,
Хоть для воина, конечно, слаще звон доспехов.
Слышал я, про Ставра, Князь, вот кто мог порадовать,
Говорят таланту он, ох, незаурядного.
Правда ль нет, но баяли, он в подвалах мается,
Повели ж позвать сюда, пусть-ка расстарается.
Да взыграет в звончаты, и потешит милою,
Чтоб Забавушка прошлась, птицей сизокрылою».
«Ах, посол, не утаить от тебя и малости,
Завелись за ним грешки, кой-какие шалости.
Но, за ради праздничка, ради настроеньица,
Я готов его позвать, но коль взъерепенится».
«У меня, Владимир-князь, не такие стелются,
Повели сюда призвать, хватит канителиться».
Привели. А он стоит хмуро взглядом водит,
Вдруг к нему из-за стола сам посол подходит.
«Ставр Годинович, уважь, раздели застолие,
Прояви участие своей доброй волией.
Мы с тобой с Чернигова, всё же родом племенем,
Только жизнь по-разному, мучит своим бременем.
У тебя не задалось, брось, махни-ка рученькой,
Будь на свадебке у нас, солнца ярким лучиком».
И садил его за стол, сам за ним прислуживал,
Потихонечку из слов плёл завесу кружева.
И поплыл, растаял гость, сам взял в руки гусельки,
Раскидав по щедрому горькой песни бусинки.
«Как на матушке Руси,
Снова дождик моросит,
Из солёных горьких слёз,
По стволам седых берёз…
Я покинул дом родной,
Дом с женой своей младой,
И попал на княжий пир,
Где остался гол и сир…
Неба синь, полей страда,
Сердца алая руда,
Где жена и где мой брат,
Сам я видно виноват…
Беспросветно велика,
Во груди моей тоска.
Раз оставили меня,
Больше знать, не нужен я…»
«Отпусти со мной во стан, Ставра, Князь, на времечко,
Видишь сам, что надобно, ему чистить темечко.
Родничок – совсем зарос, с небом связь утеряна,
Разве можно быть певцом, да с душою мерина.
Я ж его развеселю, убедишься вскорости,
Будет он в веселии, и притом в покорности.
А в залог оставлю долг, ежели не веришь,
Не пужайся за него, всё же мы не звери.
Побеседуем часок, детством перекинемся,
Там глядишь к согласию всё-таки сподвинемся».
«Что ж идите, ежели, больше не сидится,
Остаётся мне, посол, только согласиться».