«Иов на пепелище» и «Пещера Платона»
стали навязчивыми образами
современной прозы,
а основным мотивом стала тревога
за судьбу «другого»;
этакая
мистериальная этика
жертвы
в замкнутом горизонте смерти,
разомкнуть который
возможно путем перебора
экзистенциальных посулов игры со смертью,
как с псевдообъектом,
уже успокоенной в «своем» пространстве:
можно её обойти кругом, разглядеть с разных дистанций
и в разных ракурсах.
В этой игре применимы и навыки
достраивания,
комбинирования структуры
в ансамбле мировоззренческой архитектуры.
Для смерти можно подыскать «свою» онтологическую нишу
и в научной модели мира, и в образных картинах
Космоса, и в ландшафте
исторического самосознания.