Чёрные обнаженные кроны деревьев таяли в серебре утреннего тумана. Маленький призрак глядел на своё еще теплое тельце, пытаясь понять, что случилось.
Его живот больше не пылал, спина и шея не чесались, конечности не болели. И зимний воздух был не обжигающе холодным, а просто свежим. Правда, зверёк уже не ощущал своего дыхания, и вместо прерывистых вдохов и выдохов чувствовал лёгкость. Его изувеченное колёсами грузовика тело со сбившейся шерстью одиноко лежало вдоль обочины, а сам он свободно парил над ним, словно лёгкое и прозрачное облако.
Так должно было произойти. Возможно, такую легкость испытывают опадающие листья, серые мотыльки, летящие на огонь, или обожённая бумага, когда становится пеплом.
Похожую легкость испытывал он, покидая свой дом. Хозяин его уехал, бросив старого друга одного в лесной хижине без воды и еды.
Высунув однажды нос из старого сарая, пёс решил, что, охранять ему здесь нечего, никто никогда за ним не вернётся и не спасёт. Вот тогда его охватило какое-то безумное чувство одиночества и свободы. Едкое и сладкое. Он не понимал, что происходит до конца, но не подчиниться его сладости не мог.
Как будто внутри вырастало что-то огромное и высокое, такое, что соединяло его душу с бездонным синим небом. И тогда зверь решил не сопротивляться, а бежать навстречу этому чувству. Днём при свете солнца двигаться было сложно, дорога петляла, ускользала, терялась, но ночью вновь возникала и манила его, манила. Пока не привела на эту трасу, где всё и закончилось.
Было жутко глядеть на себя вот так. Как будто со стороны. Немое свидетельство прошлой жизни. Он посмотрел на небо, ощутив сильную тягу подняться вверх, раствориться в нём. Знакомое чувство лёгкости и сладости вновь остро охватило его. И больше не сдерживая себя ничем, призрак высоко подпрыгнул и полетел.