Гойда! 3. Поелику в долгу все...

Николай Виноградов 6
3. ПОЕЛИКУ В ДОЛГУ ВСЕ...

- Малюта! - зычный возглас государя
И об пол резкий посоха удар.

- Здесь, государь!

- Глядикось, ноне парит.
Аль у меня во грешном теле жар?
Что встал, Малюта? Подойди поближе.
На звонницу поможешь ноне влезть.
Господь, видать, всю силушку мне выжал -
Вишь, сгорбился. Ты пособи-ка сесть.

Стоял, дрожа, царь, оперши'сь на посох:
- С полунощной вот эдак и трясусь.
Уж было возомнил себя в колоссах,
Своею дланью возвеличив Русь, -
Закашлялся, пытаясь рассмеяться,
К себе рукой Малюту поманил:
- Ить, рано с бренным телом расставаться,
Не всё я тут, Малюта, завершил.

И царь Иван откинулся на спинку,
Шепча молитву, грудь перекрестил:
- Хочу ещё себе сыскать я жинку.
Ты в этом, Гриша, мне бы пособил.

- Вот, государь, нет за тобой надзору
И некому приветить, обогреть.
Не обессудь, что может я не споро...
Зело мне больно на тебя глядеть, -
Царя прикрыл:
- Прилёг бы на постелю.

- Подай-ка лучше водки, - сделал знак:
- Аукнулось, что мы постом радели, -
Откашлялся ещё, - вот и обмяк.

- А уж девицу для тебя мы сыщем.
Не сомневайся. Белый свет не клин.
Бог за потуги, думаю, не взыщет.
Красавиц сколь, а государь один!

Спроворил водки, закусь На подносе
Подал царю. Тот:
- И себе налей.
Ливонцы мира скоро ли запросят?
А то в Крыму ожил Девлет-Гирей. 
 
- От них дождешься. Дать бы по сусалам
Сначала хорошенько нужно им.
С Девлетом...

- Надо бы его татарам
Дорогу заказать к нам. Пособим.
На Астрахань султан Селим собрался,
Мне донесли, и вместе с ним Девлет.
Да волок им на Волгу не удался,
Канал почали рыть - сноровки нет.
Речную рать я в Астрахань отправил,
Вот от Серебряного жду вестей.
Меня Господь терпением наставил.
Да не оставит Он своих детей!

Скуратов государя "ел" глазами:
"Зачем мне то, что знаю я и так?" -
Губ ниточка кривилась под усами,
К царю ещё приблизился на шаг.

- Да ведаю я, что сие всё знаешь.
Для веры большей повторяю днесь.
Ты молодец, что глаз не опускаешь,
Поелику в душе не носишь спесь.
Измены много. Сколь ни бьюсь, Малюта,
А всё бояре в спину тычут нож,
С младых ногтей, не абы там кому-то,
А мне, мальцу, бо власти был делёж.
Жить по душе, по сердцу мне охота
Тогда была, но стал я сиротой.
Осьми годков Ванюшка был всего-то,
С тех лет бояре помыкали мной.
Великий князь... Как ряженая кукла,
Сидел на троне - вроде как и нет. 
Но всё одно, боярам был докукой,
Обжил я прочно у судьбы подклет.
Мать извели, я знаю - отравили, -

Царь окунался в пропасть тех годов:

- Одежды, пищи нас, мальцов, лишили,
Держали, как последних бедняков.
Князья, Иван, Василий, самовольно
Воссели, навязавшись, на престол*.
Опекуны! Всё помню!.. Всё! Довольно! -

Царь, как вернувшись, горницу обвёл
Уже не мутным - просветлённым взглядом:

- Ну, лей, Малюта, хлебного вина.
Легчать мне стало. Всё одно, будь рядом.
Вишь, за окном как ночка-то темна.
Меня бояре сами породили:
Сиротство, глад.., измена до сих пор.
Пусть пожинают, что во мне взрастили -
Найдётся кнут, найдётся и топор.  
 
Малюта был не против откровений,
Но их боялся - ведь из уст царя.
Считал за слабость - точит червь сомнений
И угли где-то там, внутри, горят.

- Боишься? Ишь забегали-то глазки.
Ты бойся, Гриша, будешь мне верней.
Что знают двое, - голос липкий, вязкий, -
Так, почитай, секрет ужо ничей.  
Вложил Бог право выбора мне в руку -
И на земле решаю я един.
Могу возвысить за одну услугу.
Могу поставить свечку за помин.
Один, Малюта! Вдумайся в такое!
Как был, так и остался сиротой!
Вот я сижу здесь, говорю с тобою,
Но аки перст... Ты говори со мной, -

Тут с выкрика он перешёл на шёпот,
К Скуратову оборотя лицо:

- Порой ночами слышу конский топот
И пёсий вой..., и вы перед крыльцом.
За мной пришли? Почто? Вы мной не званы!
Но выстроились и понёё-ёсся клич.
А боле всех стараются Басманы,
А сами пробираются опричь...
Меня хотят метлою, как Филиппа,
На дровни посадив, из града вон? -

Отпрянул к спинке и закашлял сипло,
Рукою рот прикрыл и вынул стон.

Малюта тут, как тут:
- Испей водички.
Ишь, пробрало-то как. Господь с тобой! -
Сам отхлебнул, скорее по привычке:
- Не родовит, но не последний вой.
Рязань отбил, с ливонцами ратился...
А может, с ними в сговор и вошёл? -

Подобострастно на царя воззрился:

- Эх, кабы округ пальца не обвёл,
Коль чувствует он за собою силу -
Бывал-то воеводой сколько раз.
Изображает из себя кутилу,
А сам, небось на ляхов косит глаз, -

Малюта семя отделял от плевел,
Царю, что тот хотел лишь, подносил,
В душе того он подозрение сеял,
Не в чарку яд, а в уши яд свой лил.   

- Рязань отбил, я помню, от Девлета -
Их с Федором златыми наградил.

"А Петеньку под бок - молчишь про это," -
Малюта усмехнуться не забыл:
"Не зря боится их Грязной Василий.
Басмановых пора бы, аки вшей.
И государь прав в том, что правда в силе,
Та правда, что удобна для ушей.
Но в правде не всегда довольно силы,
Бо в уши её надобно вложить
Уме(ючи)...".

- Анастасия посетила
Меня намедни, но не стала говорить.
Печалится, ушедши слишком рано.
Но и в моей душе живёт печаль.
Доподлинно, в ней не было изъяна, -
Взгляд сквозь Малюту устремился вдаль:
- Ушла, забрав с собою добродетель.

Таким давно не видел тот царя.

- Я не хотел, но Бог тому свидетель,
Что разлучили нас с царицей зря.
Для них так и осталась худородной, -
Впечатал в подлокотник царь кулак:
- А я для них стал, аки волк голодный...
Анастасия подаёт мне знак!
Задумали недоброе бояре...
Недоброе я чую вас середь...
Готовы яда поднести мне в чаре?
Гляди, Малюта, рядом..., рядом смерть! -

Рукой стал царь водить перед собою
С Малютой взглядом встретившись, застыл.

- Она была... Была моей судьбою.
Во снах доселе только с нею был.
Она ушла? Ушла Анастасия.
Ты видел, Гриша, смерть её вела.
Противилась-то как её насилью,
Да уберечься токмо не смогла.
Покинула невинноубиенной
Сей мир, мне подарила сыновей.
Боярству быть с главой усекновенной,
Поелику в долгу все перед ней.
Сколь набралось долгов при взгляде строгом,
Душа моя не алчет, а скорбит.
Не пред людьми - очищусь перед Богом,
И, вот увидишь, Он меня простит.
===
* По воспоминаниям самого Ивана, «князь Василий и Иван Шуйские самовольно навязались […] в опекуны и таким образом воцарились», будущего царя с братом Юрием «начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков», вплоть до «лишений в одежде и пище».
******