Ночь темна, и сьедает все морщины
С лица его.
И пепел сигаретный на сукно полотенца
Падает, со стола кухни, пачкает пальцы да треко.
Что не лампа у него, то сберегает энергию.
А в зале ветки струн гитарных, элегию
Наиграть готовы. Высоцкого хоть, хоть Кучина.
И Нэнси даже пропитаны ментолом стены комнат.
Будут вне санкций, вне протоколов.
Из-за кулис меня спросили я знаю - он готовит ли еду?
Буду честна как на духу, зажив один он овладел
Стрепни искусством, как уборщик Дустом.
Вкуснее семги усалёной, или варенья вкус сливовый.
Не У Палыча, не в дорогих маркизных барах,
Не доводилось мне хоть на грамм, на ёту близко.
Себя так баловать.
Мне было не пять, а все тринадцать как помню лет.
Белый москвич его, розовый бэмэикс лесопед,
Мы с ним далеко за пределами всех трасс и дорог пастушьих.
Едим на багажнике хлеб насущных с ним дел грядущих.
Рыбалка, резиновые сапоги по пояс, Марат, от стрекотни птиц
Окись в глазах - бледно розовая, я рад точнее рада тогда
Была как бесконечно поедающая себя змея, ураборосовская симфония.
Обретя себя, себе два брата, он мой любящий отец, а я ещё не сатана не попала.
На все 83 круга ада.
Ты знай мой вечный странник глины и мошкары, моя отрада,
Платины награда, что я и по день, по ныне к тебе могу прийти в любой час ночи,
И поговорить о бабушке Нине, впитать ангоровой кофтой дым
Дорогой, мой, я знаю что уже победила.
Свисая через перела без сигареты, я не когда так ясно ещё не осознавала,
Что твоя душа меня родила, мать произвела на колючий свет.
И это близко не всё.
Помните так резко и осторожно, три вещи всегда будут непреложно.
Город, дыхание, семья и словно смола - никотин.
Их четыре - искусственная вера, и случай
Спросишь кто?
Второй победил.