Морок длится долгий срок в самый жар полдневный,
А в груди у пленника, пущи боли – ревность.
«Как же так, любилися,
Тешились, рядилися,
Но другого предпочла.
И изменой извела.
Ах, Иванушка, дружок,
Ты не в свой залез возок.
Ну, на кой тебе жена,
Если баба не верна».
И кружит уже над ним, чёрный ворон вещий,
И язычит голосом чистым и зловещим;
Мол, у Марьюшки с Кащеем, дело не заладится,
Лишь Иван Годинович, с ней един управится…
Полог дрогнул, из шатра победитель, вышел,
А за ним во следушек, тихий голос слышен:
«Не в того ты целишься,
Бей, кто не шевелится.
Что слова, они – пусты,
Ваньку надоть извести.
В нём причина твоих бед.
Он и должен дать ответ».
«Что ты мелишь глупая, лучше помолчи,
В жар полдневный хочется, отдохнуть в тиши…
Запущу-ка стрелочку, запущу калёную,
Мною с боя взятую, востро заточённую.
Так что ворон от меня, нынче не отвертится,
От наперсницы моей, разом с неба сверзится».
Натянул шелковую тетиву тугую,
И в подарочек послал он стрелу чужую.
А за ней, как на сносях,
Шепчут губы второпях:
«Ты лети моя стрела,
Мимо божья алтаря
Мимо врана, мимо грая,
Мимо облака измята.
Цель, имея лишь одну,
На Кощееву беду».
И случилось, то, что должно,
Ведь порою всё возможно,
Возвернулась та стрела
И с излёта в цель вошла.
Крик несётся из шатра, вопли и стенания,
Знать исполнилось сполна, свыше предсказание.
«Ох, ты горюшка-беда,
Как падучая звезда,
Надо мной ты воссияла,
Да, Кощеюшку прибрала.
Я ж от бережка отплыла,
Да к другому не приплыла.
Что мне делать, как мне быть,
Ваньку надобно убить.
Изведёт ведь он меня,
Не смотря, что я жена».
Вон как рыскают глазища, что он там решает,
И, на всякий случай Марья, саблю поднимает.
«Ты прости, Иван, меня,
Что дурная я жена,
Но, не будешь если бить,
Да не станешь, коль бранить,
Я, тебя, освобожу.
Если нет – не пощажу».
Но проклятая рука,
Оказалась так слаба,
Только путы полоснула,
И на землю соскользнула.
«Что ж Иван Годинович, вот ты и свободен,
Снова звёздочка зажглась, там, на небосводе.
Так живи и радуйся, избежал кручинушки,
Больше уж не надобно, проливать кровинушки».
«Верно, верно говоришь, но урок ведь надобен,
Как напасть твою лечить, да без всяких снадобий.
Мне ж ведь боле не нужны, твои белы рученьки,
Что вцеплялись во меня, словно злые ключники.
Отрублю те рученьки, отрублю и ноженьки,
Что к Кощею убежали по кривой дороженьки.
Да обрежу-ка уста, я твои, вишь сахарны,
Что Кощея целовали во уста поганые,
А за речи, за твои, злы да пакостны,
Я те вырежу язык, злобою обласканный.
Мне бы вырвать оченьки, да раскинуть в стороны,
Но оставлю радости, я для братца ворона.
Он ведь правдушку предрёк
На развилке сих дорог».
И оставив бел шатёр, и её пожитки,
Едет к князю докладать про свои убытки;
Мол, женил – я не себя, свою саблю вострую,
Но обставил свадебку, со доступной роскошью…