Стихи не пишутся, но все идёт по плану,
в котором я скорее не усну,
читая Гофмана к коллоку, чем в нирвану
уйдя, на подсознаний глубину.
Не спеть соловушкой, не заплести косичек,
по-девичьи не посмотреть в глаза, -
я состою из сем и электричек,
эмблемой - дальний путь, вагон, гроза...
Всё это было впредь лишь в детских книжках,
когда ещё понятен тот прилив,
когда, все дурачки мы и глупышки,
брались за руки, нежно отпустив
сомнение. Нам легче горевать
над «тамошним»,
чем упиваться «дольним»,
сорвать седьмую, главную печать,
чтобы услышать горькое «прикольно»
и дальше думать, как бы второпях
не упустить прекрасные мотивы.
Не выход это. На каких парах
мы мчимся ко всему, что нам красивым
покажется? А выйдет - по кольцу,
обратно, к нестареющим тетрадкам,
где юность не в груди, а на носу,
и на полях задумчиво, украдкой,
мне выводили рожицы. А я -
ни за какие луны не забуду
того, что воспитало, несмотря
на Гофмана, на быт и амплитуду.