Три ангела, три чаши из огня,
четвертая - уловленная между
тишь, сумма звуков прожитого дня,
утратившая ветхую одежду.
Её безмолвье – сговор тонких струн,
рассеянных в сыром дрожанье хмари,
укрывшей цвет. Блуждают на ветру
вершины крон, как память об Икаре.
Земля стопы не тронет и рука
пройдёт стекло всех стен, совьются пальцы
в дымок дыханья, просверкнёт река
иглой сквозь холст, оплавит шёпот пяльцы
обычной речи, времени сургуч
раскрошится, над ним сомкнутся волны,
и где-то между оловянных туч
раскроется зрачок, рассветом полный,
ещё не перелитый в спящий мир:
пушится луч неоперённой птахой.
И ласково под ложечкой щемит
от удивленья, нежности и страха