Лирика

Белякова Надя
Белякова Надя


Крива ПЕАНО всегда права-
единым росчерком;
берега и корабли,
которые к ним стремятся,
летящих над ними птиц-
каллиграфия размаха их крыльев
на дисплее небес,
знаком надежды мчится:
о том,что земля близка.
И в каждом зерне -
тайна и смысл роста,
как драгоценность в шкатулке
заключена.
Кривую ПЕАНО,как ленту
в косу вплетает
не рожденная мною дочь
на закате моего дня,
уходящего в ночь.
Все знаки жизни
и тени былого-
на равных в тугом узле,
стянутым комом,
опровергая,
Хаос над Водами.
Кривая ПЕАНО опять права,
все сущее на Земле
очерчивая навсегда!
И возвращается ржавой стрелой,
упрямым вектором,
прямо в сердце вонзаясь того,
кто зрит с восторгом
движение ее.

--------------------------------------------------------
Кривая ПЕАНО-Автор Джузеппе Пеано . Математическая и философская категория, общее название для параметрических кривых ,предел последовательности кривых, определение понятия - открытые области пространств и т. д. и т. п.
 
Святки


То русалка в проруби плещется,
то водицы на чай принесёт Водяной.
Только Леший подальше всё держится
и обходит нас лесной стороной.
Домовой куролесит и тешится
в тех домах, где исходят тоской
одинокие бабы бескрайнею русской зимой.
И, гляди-ка! А прав ведь, охальник!
Богатеет по осени край:
плачем новых младенцев наполнен
заколоченный Богом
для грешников Рай!
В эти дни ворожбы и язычества,
вырывается,
словно пар из котла,
верховодит -она:
эта сила языческая,
необрезанной пуповиной,
прорастая к нам сквозь века!
К предкам нашим
обнажается разухабистая колея.
Невозможное- явью становится.
Пятаками ложатся слова,
золотою пыльцой оседая,
на скупую ладонь Бытия.


Иван Купала

Ночь Ивана Купала длится звёздной рекой.
Сквозь прожитые жизни далёких времён!
Русло этой воды, уходящей во тьму,
список предков имён.
Песня их - память крови моeй,
что зовёт и томит, и в потоке едином
 с их Судьбами слиться манит.
На берегу Вселенского дня,
Свето-Жар цветка Купины,
очерствелость души оживи!
И тропу освети!
Всё сначала начни!
Попытку прожить без греха подари!
Ночь Ивана Купала над куполами.
Страсти предков омутом горьким
будоражат усталую кровь.
Но даруют единство потока
и его правоты посреди светоносной воды;
право Богом дарованной наготы
наравне с диким зверем, и птицей.
В ночь Ивана Купалы все воды светлы!
И цветок Купины отпускает под утро грехи!



Тень короля

Спросит Господь  Короля,
когда тот придет на Небеса:
- Кем был?
- Что творил?!
Ответит Король:
- Рабом твоим был!
По прихоти твоей
корону всю жизнь носил!
Миловал и казнил!
Воевал, врагов полонил...
По миру сеял сирот -
пропастью ада один
большой голодный рот!
Спроси с себя за мои дела!
Ведь теперь
Я -лишь тень
того короля!

 
Научи меня, Боже, читать

Научи меня, Боже, читать:
по слогам или звукам неведомых букв
в твоей книге ночного неба -
Предсказаний развеять туман
осиянного Млечного бега
Орион с прописного сиянья звезды
зарождение смысла означит.
И продолжат за ним
Водолея и Леды сложение созвездий
прописью знака, чтоб поведать
о том, что нам знать не дано-
невозможно вписать в этот куцый формат-
нашей жизни короткого лета.
Иероглифы света созвездий хранят
свои тайны от суеты мотылька-человека.

Памяти друга

Пятый король в колоде!
ОН-то и был козырной....
Закон над ним бессилен,
тузам не подвластен он.
Отчего тот расклад
не сложился,
я и теперь не пойму.
Давай убежим!
Скроемся!
Я, как старый и ловкий шулер,
в рукаве тебя утаю.
От чёрной
пиковой погони,
от червонного искуса дней,
от черты:
между светом и тенью,
быть может, тебя спасу.

Пятый король в колоде!
На призраке скакуне,
ворвись в мой сон,
как прежде,
не думая ;
о звонке,
о вежливости стука
в двери ночной глуши.
Как прежде:
хмельной и шальной,
гонимый тоской нелюбви.
Разбуженные соседи,
расширенные зрачки,
а в них всё тузы бубновые,
крестовый казённый дом-
всё то,
что тебе напророчил
тринадцатый день июля,
когда ты был рождён.

Пятый король в колоде!
И масть твоя верховодит
в моей без тебя Судьбе.
Память пространства былого
нас приютила обоих.
Там мы по-прежнему бродим
по закоулкам в Москве.
И город ночной слушает
беспутные наши шаги.
Там, в иной зазеркалье,
где мы с тобою вместе,
всему вокруг вопреки.
Там, в иных измереньях
своё разночтенье времён,
из Алфавита Былого
уж не сложить наших имен.

Но я не той масти дама,
да и колода не та...
Ведь я- всего лишь гадалка,
ворожу про чужую любовь.
Но гложет меня сомненье:
встретимся ли мы вновь,
и будет ли нам дано
друг друга узнать
сквозь года?

Женщина-спасенье
Женщина-спасенье;
как якорь в степи,
клетка с кормушкой,
из которой живым не уйти,
оседлость в конце пути,
когда нет больше сил-
встать и идти....
прощенного воскресенья,
отпущенные грехи
тому, кто верит в мечту,
в то, что она спасет,
коль на штурвале рука
весь век не устает.
Тихих слов-мотыльков
метанье
дарит надежды луч,
подпорками мирозданью,
уюта тень дают.
И прочее есть на свете,
что и не снилось нам
в общих-вещих и тесных,
посланных всех нам снам.

 Поэт не бывает мертвым, даже, когда убит

Поэт не бывает мертвым,
даже, если убит.
Слово стихов его скорбной
трубой Иерихонской трубит.
О том, что жизнь частица бесценного
БЫТИЯ,
сплетенного Господом Богом,
меж Раем и пепелищем Адского дна.
И не фашику-уголовнику,
оборвать ее шутя.
Сегодня скорбим и плачем
над именами Одессы,
над пеплом былой удачи,
и радостью светлого дня,
 над всем, что отняло Зло-
УКРО-фашистким замесом,
как пеплом Помпеи,
нас этим черным маем
насмерть всех занесло.
Там за чертой осталось
теперь уже мирных дней,
что было мило и дорого...
Теперь это список потерь!

Но знаем, и твердо верим,
что нужно петь, а не выть!
Новые песни  будущей
жизни и Славе героев-
Новороссии светлой  дарить!

Бабушка Фердинандова Т. В
Она крутила самокрутку.
Она курила так,
что руки её прекрасные,
Фуэте совершали в такт.
И стряхивая пепел,
и поправляя прядь,
чеканный профиль дворянки
совкового хаоса иго ронял
и время крутил вспять.
И утверждал исповедь
молчанья былых времён.
Бабушка!
Тихо прожив бытьё,
в тени крыльев ангела
свила гнездо своё.
В сраме и в смраде
сырой коммуналки,
на Маяковке жила,
где даже,
живущие там пьянчужки,
с нею на «Вы» были всегда.
Породы своей красоту пронесла,
как знамя иной правоты.
И сколько помню её,
без слов понимала:
что каждого крыльями
награждает Судьба.
Но каждому по делам дарила их;
кому-то дарит вороньи,
кому-то палиньи дает.
А за спиной иного
стелется только мгла:
за смертные грехи
и чёрные дела.
А бабушка Фердинандова-
ангельских крыл чистота!

Она балерина семнадцати лет -
ровесница века
встречает жизни своей рассвет,
Но воспитание в дворянской семье-
на каждом шагу запрет:
"Нельзя красить губы!!!"
Но можно бродить по сонной Москве,
ещё только грезящей в страшном сне
о баррикадах и стрельбе,
с томом чьих-то стихов.
Переплёт выбирается
ярко красных тонов.
Слюнявиться быстренько тот переплёт,
едва шагнула она за порог,
и красится пухлый красивый рот!
Она спешит на уроки
Мордкина и Балашовой.
Тех самых, что потом назовут
основоположниками
русской балетной школы.
А рядом дом госпожи Бахман,
где она  учит её  игре на рояле,
в отсутствии мужа- Георга Бахмана.
Там, она гимназисткой встречала
печального Блока,
поэтом Брюсовым любовалась.
И так влюбилась,
что всюду читала его стихи.
На площадях революционной Москвы,
где кипели яростно митинги.
Вспорхнув,
не то на бочку, не то на тачку,
Она читала стихи,
почти витая над площадью,
не взирая на стачку.
Ничуть не печалясь о том:
"А партии нынче какой
прибавила голоса её красота,
восторг и сила?"
О! Легкокрылая балерина!
Как легкомыслие тобой крутило!
За вольнодумство
из Рая изгнана!
В играх опасных
с самой революцией
крылья свои опалила.
Игры окончились пошло и гадко.
Было сказано коротко, ясно:
«В Москву приезжает Свердлов Яков.
Вы должны передать ключи
от квартиры явочной»
Оделась мешочницей
с мордой склочной,
и на вокзале,загримированная так,
Станиславский рыдал бы,
встретила лидера той революции.
А он оказался нахал.
Как только захлопнулась дверь
Яша Кац оказался зверь,
вернее зверёныш.
А,проще,мелкий гадёныш.
За попку её ушипнул
и предложил…
Но оплеуху в ответ получил.
"И Луначарский не лучше –
тискал жену при гостях,
усадив на колени"-
годы спустя
шептала она,
чтоб не слыхали соседи.
Грустно,
но тщетно потом вспоминать
тихий домашний уклад,
матери строгий и полный укора взгляд.
Той жизни ,ими же преданной,
уж не вернуть назад.
А впереди:
и коммуналок,и советских застенков Ад.

Бабушка Фердинандова
день напролет курила.
И сквозь папиросный дым
мне в назиданье неустанно твердила:
"Для нас с сестрой с детства семья
в банке большой капитал хранила.
А нас приучали самих
наши штопать чулки.
Но не из бедности!
А для порядка!
Не потерплю!
Чтоб выросла ты
разгильдяйкой!"
О чем младенцы так горько рыдают?
О чем младенцы так горько рыдают?
Быть может прошлую жизнь вспоминают?
Горюют в разлуке – с любимыми, с близкими?
А мы над ними – с бубенцами, с улыбками:
Мы - чужестранцы, им ненавистные?
Зерно, судьбой брошено в нашу реальность?
И сердце, не ведая здешних пределов;
ни языка, ни пророчеств уделов-
конечную данность не хочет принять?
И плачем своим тьму ночи изгнать?
Тоскует душа, из привычного круга украдена!
Но будет искать осколки былого,
пытаясь узнать средь чужих
в разлуке, длинною в целую жизнь,
Кого-то  такого родного –
из прошлого, будущего, настоящего, но иного,
кто так же кочуя в сопространстве миров
и грезит, и верит в единство основ.

Рифмы сгоревших стихов
Кто-то станет строкой,
монографией пухлой другой.
Иной - фолиантом с блестящей фольгой,
с бравурно тисненными буквами
по роскоши переплета.
А кто-то осядет тоской
в усталом печальном сердце,
как скупой на мелодии метроном,
отсчитывающий в одичалости  дней,
развернутые длинным списком
ряды забытых имен.
Чтоб кто-то, оглохший от суеты,
услышал голос их маяты-
эти рифмы сгоревших стихов,
неизданные, утраченные
вместе с именем их автора,
чтоб прошептать
и написать их вновь.
 
Долги-грехи
Мы зрим сквозь века тени друг друга,
И должникам отпускаем Долги.
Память о них щупальцы множит,
вторгая их в наши миры
иллюзией старых долгов,
и светотеней былых врагов.
Но мы оставляем себе,
лишь привкус неги -
все наши ошибки и наши грехи!
А значит они в этом мире
 Реальность!
По ним нам воздастся!
По ним нас судить,
А значит - будет чем
В захолустье Ада
Старый огонь запалить.

Мы сидим за столом
Мы сидим за столом на твердыне снов.
Я отзвук всех не сказанных слов.
Слева - тень свободы
не наступившего дня.
Лжи профиль чеканный,
изысканный,
точенный до фальши-
по правую руку
сидит от меня.
А кто там-напротив?
А....,зеркала!
Но мы пируем
и поздравляем друг друга
с тем, что кто-то из нас
все же проснется
с приходом нового утра.