Часы висели в прихожей. Они мерно тикали, пока часовые стрелки кружили по циферблату. Периодически стрелки сходились. О, какой это был праздник для стрелок! Но все праздники быстро заканчиваются. Большая стрелка покидала маленькую и уходила в кругосветное плаванье, а маленькая оставалась её ждать целый час, похожий на вечность...
О, сколько выплакано слёз,
мой мореход отважный,
в камзол, простреленный насквозь
в одной их рукопашных.
Твоя Кончита и Ассоль,
вся чёрная от горя,
рукой с лица стираю соль,
соль слёз моих и моря.
Часы похожи на года
и всякий час опять
тебя, как будто навсегда,
я буду провожать.
О, мой Синдбад, мой Магеллан,
у времени в долгу
ты покоряешь океан,
я жду на берегу...
Каждое утро в прихожую выходил седовласый старик и подтягивал гирьки в часах. Но однажды старик не вышел и не подтянул гирьки. Не вышел он и на следующий день, и в последующие. И часы остановились...
Любовь моя, за сотню миль,
всего в трех склянках хода
вдруг наступил вселенский штиль
и умерла природа.
Остановился ход времён,
корабль завис над бездной,
но в летаргии душный сон
ворвался вихрь небесный.
Виденьем зыбким забытья,
сквозь марево и зной,
фата моргана - ты и я -
возникла предо мной.
Казалось, руку протяни,
на цыпочки привстань
и прикоснешься - вот они,
живые инь и янь...
Но в один из дней в прихожую вошёл незнакомый молодой человек. Прихожая наполнилась шумом и светом. Молодой человек подошёл к часам, стёр с них пыль и потянул за гирьки. И часы пошли...
О, мой отважный мореход,
мне час казался годом,
но веком стал последний год,
год меря по невзгодам.
Я собирала в две руки
осколки бытия,
и в мире не было тоски
тоскливей, чем моя...
*****
Любовь моя, всё позади,
я рядом, я с тобою.
Как прежде, солнце, и дожди,
и небо голубое.
Наполнил ветер паруса,
команда ждёт приказ
и даже четверти часа,
как прежде, нет у нас...
Но пришло время и часы сломались. Всё в этом мире когда-то ломается. Часовщик осмотрел часы и сказал, что починить невозможно - настолько они старинные. Молодой человек оставил ненужную ему теперь вещь часовщику, а тот разобрал её на мелкие детали. Маленькую стрелку он приспособил к другим часам, а из большой сделал цыганскую иглу и продал знакомой швее...
О, мой отважный мореход,
ни резаные вены,
ни оправдания - не в счёт,
измена есть измена.
Не дождалась тебя Ассоль -
заламывая руки,
не понесла, как крест свой, боль
и тяготу разлуки.
Безвестность худшее из зол.
Кто знает, Магеллан,
приют ли, гибель ты нашёл
в одной из дальних стран?
Как ты один в своём кругу
скитаний и потерь?
А я, что я - на берегу
другого жду теперь...
Вся наша жизнь - цепь случайностей и совпадений. Часы с маленькой стрелкой купил судовой лекарь и поместил их в своей каюте. А швея участвовала в починке парусов с этого корабля и забыла в парусе купленную иглу. Один из матросов уколол руку иглой и со своей раной обратился к лекарю. Так неожиданно две стрелки снова встретились...
Любовь моя, по всей земле
скитаясь год за годом,
душою я на корабле,
идущем вновь походом.
И кем бы дальше не пришлось
мне стать из чувства долга,
со мною ты не будешь врозь,
мы - нитка и иголка.
Опала, каторга, тюрьма -
ничто в сравненьи с тем,
что испытала ты сама,
неся судьбы ярем.
Во всём доверясь воле волн,
я знаю, что, незрим,
несёт к тебе разбитый чёлн
стремительный Гольфстрим...
Лекарь перевязал руку матросу и отправил его на палубу, оставив иглу себе. Через некоторое время он посмотрел на часы и обнаружил, что те стоят. Вернее, не двигалась только часовая стрелка. Лекарь снял на часах заднюю крышку - все шестерёнки и колёсики крутились, как положено. Тогда он взял лежащую на столе иглу и поддел переднее стекло. Стекло не поддавалось. Лекарь надавил посильнее, игла изогнулась и лопнула пополам...
О, мой отважный мореход,
за краткий миг до встречи
вдруг бьют в брюшину птицу влёт
дробинами картечи.
О, мой бесстрашный альбатрос,
крик чайки полон муки
и больше нет у чайки слёз,
остались только звуки.
В них столько горечи большой,
надрывной, рвущей слух -
как, прикипев к тебе душой,
с тобой расстаться вдруг.
И чайка бьётся, и кружит
в бессилии помочь,
и знает, что не пережить
ей дня черней, чем ночь...
Но стекло всё-таки поддалось. Лекарь зацепил его ногтем и снял с часов. Он легко снял минутную стрелку и потянул за часовую. Стрелка не сдвинулась. Остатком иглы он попробовал её поддеть. Стрелка напряглась и лопнула у основания. Раздосадованный лекарь собрал сломанные детальки и выбросил их в иллюминатор. Игла и маленькая стрелка ударились о поверхность воды и стали погружаться на дно океана...
Любовь моя, верь, что едва
мы стиснули объятье,
исчезли ковы колдовства
и времени проклятье.
Мы в нём, как белки в колесе,
кружили, но сегодня
сошли коростой чары все -
мы навсегда свободны.
Пусть наш корабль разбит о риф
и выброшен на брег,
нас океан, разъединив,
соединит навек.
Не разорвёт никто, ничто
объятие двоих,
отдавших жизнь свою за то,
чтоб вечностью стал миг...
*****