Я вижу панику разума, приступы жажды,
Падение нравов и безучастность небес.
Может быть, Он уже спускался к нам дважды
И был снова убит, но уже не воскрес?
Был затоптан в безумстве пятницы чёрной,
Был застрелен ворами в лихой беспредел,
Был забит в переулке сталью холодной,
Был замучен в застенках внутренних дел,
Был утоплен в мешке с выводком суки,
Был задушен и подран когтями системы,
Вспорот был и завещан бездушной науке,
Облетел лепестками голубой хризантемы,
Был брошен на рельсы под поезд идущий,
Был обманут и предан скупыми князьями,
Был на смерть обречён кофейною гущей,
Был к азарту прибит неудачи гвоздями,
Был на пажитях злачных разорван снарядом,
Террористом казнён на площади,
Был отравлен врагами губительным ядом,
Полыхал деревнями и рощами.
Но не прибыло в них, не убавилось
Ни ума, ни добра, ни покорности.
И веками всё как-то ладилось
В круговерти земной беспризорности.
Он на спинку свободно откинулся,
Скрыл зрачки за очки зеркальные,
На минутку спящим прикинулся
Под столпотворения вокзальные.
Его выдавали стигматы и старомодная стрижка,
Горбинка, сандалии, латы и томик завета под мышкой.
Он заказал себе латте и - взъерошенный, небритый -
Опять зашагал куда-то, следуя курсу событий.
Капал разбойник дождик, гадость сверкала в лицах,
А Он шёл - сквозь прохожих, за эстакаду – есть пиццу,
Прыгать, корёжить банки и рисовать на стенах.
И никто никогда бы не понял, что течёт в его венах.
Взяв из фонтана монетку, Он распогодил тучи,
Да так, что бездомной собаке сделалось капельку лучше.
И только Он скрылся за аркой, я осознал, так ясно,
Что жизнь сравнима с подарком, завёрнутым в море контрастов.