Пролог
Уходит день, за ним приходит ночь.
используя иллюзию факира.
И пробегает опоздавший дождь,
зевая, улыбается лениво.
Проспал малец уехавший закат,
и, догоняя озорное солнце,
с худой авоськой просыпает град,
от боли ветка на березе гнется.
А травы запотели от слезы,
согнувшись, провожали самозванца.
рыдая, закричали: "Уходи!"
Опять сюжет рождался для Скитальца.
Неведома, загадочна душа,
Суровая, доверчиво-ранима,
ложится под графит карандаша
и отбивает ритм неутомимо.
Наверно, это отрезвевший рок
на перемирие идет с грехами.
Безумный дервиш, как ты сделать смог?
Мой разум разрывается стихами.
Застенчив под улыбками зари,
Задумчив под упреками заката.
Мотив мне напевают соловьи,
На небеса пускают без мандата.
Хрустальное звучание строки,
Прозрачная загадочность сюжета
Поклоны исполняют у реки,
Хоть не имеют звания поэта.
Хрипатая, корявая стезя,
В обнимку с оборванкой-нищетою,
Смеются, улыбаются в глаза,
И, заарканив, тянут за собою.
Печальное напутствие души
Общалось с потускневшими глазами,
Кричало, умоляло – «расскажи,
все расскажи красивыми стихами.»
(Скиталец постепенно засыпал,
Плечо плохие чувства обнимали.
А пес лохматый рядом не лежал,
Его давно в собачий рай забрали.)
Глава 1
Сон
Исполнена мистическая роль,
Смыкаются тяжелые ресницы,
Слезинки, отражающие боль,
Застыли наблюдателем в бойнице.
Бурлящий океан меняет фон,
Жонглируя искусно кораблями,
Сознанием легко играет сон,
Касается вспотевшими руками.
Выходит неизвестное в эфир,
Забытое, сутулясь, догоняет.
А сон - незаменимый конвоир,
По порциям сюжет распределяет.
Небесный принимается сигнал,
Работает душевный пеленгатор.
Что нам Господь в известии послал,
То принесет надежный информатор.
Не объяснить законов колдовства,
И не понять секретного намека,
Загадочно влияет доброта
На совесть обнаглевшего подвоха.
От скорости падения звезды
Надежда в атмосфере погибает...
Так совесть - то мурлычет, как коты,
То злобным псом тебя всю жизнь кусает.
Скиталец постепенно улетал,
Пленила незаметно неизвестность,
Он не кричал, не охал, не стонал,
Он молча погружался в бесконечность.
Задумчиво следит гипнотизер,
Он властелин и покоритель воли.
Как много показать умеет сон:
Быть сахаром и быть подручным соли.
Поймает убежавшие года,
и в будущее снайпером стреляет.
Душа коль не стареет никогда,
Неведомое вечно постигает.
Он видел непогасшие костры,
Звучали непонятные советы,
И били, как кувалдой, изнутри
Забытые, тяжелые моменты.
Скиталец был прикованным к стене,
а демоны, ликуя, хохотали.
Опять его призвали к Сатане,
И медленно, но ловко истязали.
Он снова там, где распивают кровь,
Где царствует всего одна попытка.
Где счастье - умирающая моль -
Сгорает, как ненужная кибитка.
Нет боли в испугавшейся душе,
Она лишь попрощалась с даром речи.
Не хочется бедняге к Сатане,
Хоть и на том, хоть и на этом свете.
Наивная, безликая судьба
С кирзовыми худыми сапогами,
Ни слова никому не говоря,
Каракули рисует каблуками.
Признание магистру-Сатане,
Инструкция - как князю подчиниться...
«Довольно, духи, это не по мне!»
Скиталец начал очень сильно злиться.
Сжималась воля в твердом кулаке,
А мышцы постепенно наливались.
"Он не подпустит подлости к себе".
И демоны в обличии менялись.
Подлиза - лесть, припавшая к ногам,
Скулила, как бездомная собака.
А вороны летели к упырям...
Скиталец понял - назревает драка.
Раздался грохот порванных цепей,
И тишина мгновенно наступила.
Все принимали образы людей,
А ярость кровь в кувшине кипятила.
Но нет друзей, кругом одни враги,
Погибшие, пропавшие навеки.
Все выпустили яркие клыки...
Скиталец просыпался в звонком смехе.
(Рассвет еще болтает с темнотой,
Та сплетни потихоньку продвигает.
А месяц одинокий, молодой,
Заре навстречу медленно шагает.)
Глава 2
Мистический вызов
Туман повис, качаясь, на ветвях,
Прохладная осенняя погода.
И, невзначай подумав о грибах,
Он замер, как ошпаренный, у входа.
В тенях светилась надпись на дверях,
Легко она читалась без заминок,
Все коротко, в каких-то трех строках:
"Я жду тебя в тайге на поединок.
Иди туда, где буйствует река,
Где ветхая заросшая заимка".
И подпись на латыни - "Сатана",
Скиталец сел под действием инстинкта.
(Похожи на медузу небеса,
На скользкую, прозрачную медузу.
В тумане проплывают облака,
Буксируя задумчивую музу.)
Косой, холодный дождик моросит,
Скиталец задержался у колодца.
Опять с владыкой встреча предстоит,
И выбора ему не остается.
Опять сигнал от князя темноты,
Теперь, увы, не разойдемся мирно.
Он вспомнил все подарки Сатаны,
На теле шрамы зачесались сильно.
Давно привык к посланиям от ран,
То спят они, то скрытно нападают…
Кто многое о подлостях узнал,
Тому жрецы родства не предлагают.
(На небе начиналась суета,
Сменился фон, переоделась осень.
Голубушка, ну как ты хороша,
Твой вид затмит красу могучих сосен.)
От происков судьбы не увильнуть,
Не торопясь, Скиталец собирался.
Нелегкий предстоял, далекий путь,
В селе дорогой смерти назывался.
Там, в глубине загадочной тайги,
На берегу заросшего болота,
Есть призраки, слепые упыри,
Там множество загублено народа.
Старинное предание гласит:
«Колдунья ту построила заимку».
Там злоба тренируется, не спит,
И демоны выходят на разминку.
(Радирует вечерняя звезда,
Закату отправляет телеграммы.
А облака, оставив города,
Уходят, как в пустыню караваны.)
Наполнился увесистый рюкзак,
Проверено цевьё у карабина.
Малейший исправляется пустяк,
И мысленно рисуется картина.
Готов он в изнурительный поход,
В то место, где доверие страдает.
И путь его продлится на восход,
Скиталец постепенно засыпает.
Глава 3
Поход
Рассвет сегодня вовсе не такой,
Пятном кровавым облако алеет.
Скиталец собирался молча в бой,
Настроился, и вовсе не робеет.
Приветствует пушистая тайга –
Красавица, подруга озорная,
Пятнадцать верст, конечно, ерунда,
Коль выдана тебе судьба такая.
Извилиста заросшая тропа,
Давно здесь не бывало человека.
Там, за холмом, глубокая река,
Хранившая секреты век от века.
К концу стремится первый день пути,
Но солнце задержалось над стволами.
Кострище подготовив для ухи,
Он говорил и чувствовал стихами.
(Болтал закат с осеннею листвой,
Показывал забавные наряды.
Доволен был маэстро сам собой,
И ожидал от зрителя награды.)
Вот темнота приблизилась к земле,
Туману подготовила эстраду.
Он выскочил гусаром на коне,
Гусаром, презирающим засаду.
Пушистые закручены усы,
Веселая, открытая улыбка.
Не видел кто подобной красоты,
Считает пусть, что жизнь его – ошибка.
Он слушал нарастающий прибой,
Читал картины матушки-природы.
А комары, жужжа над головой,
Просили не меняться у погоды.
(В тумане появились бурлаки –
Любители с презрением подраться.
Уставший вид у барыни-реки.
Она диктует рифмы для Скитальца.)
Заслушалась песчаная коса
Заманчиво-мистическим сюжетом.
А искры улетают от костра,
В обнимку с необычным пируэтом.
(В котле дрожит кипящая уха,
Душевная молитва не забыта.
Питается разлукой пустота –
Дорога неизвестного пиита.)
Кто принимал поклоны от костра,
Кто ощущал дыхание земное,
Тот вызывал озноб у колдовства,
Он не простой – из теста он другого.
Скиталец спал, прижав щекой приклад,
Рукой зажав затвор у карабина.
Он снова был готов спуститься в Ад,
Где не выносят запах парафина.
Он не искал претензии к судьбе,
Наверно, так отмечено Богами.
Как хорошо почувствовать во сне,
Что есть друзья вдали за облаками.
(Рассвет бичом похлестывал туман,
А ветерок, натягивая вожжи,
Как кучер, в меру был сегодня пьян,
Но голос рвал то ласково, то строже.)
Раздался хруст и шорох за спиной,
Затвор ответил медленно, но звонко.
В прицеле видит он перед собой,
Огромный, недвижимый образ волка.
Разящий взгляд каленого клинка,
В душевный храм спокойно опускался.
«Есть разговор, послушай старика.»
Невольно вдруг Скиталец закачался.
Зверь не молчал, глазами говорил,
В душе Скитальца отражались звуки.
«Ты нелегко и неприметно жил,
И вот теперь отправился на муки.
Не раз, не два встречался с Сатаной,
Но быть его прислугой отказался.
Так знай и помни – будем мы с тобой.»
В тумане образ зверя растворялся.
Дрожа, с лица бежал холодный пот –
Любимый внук трескучего мороза.
Он пролетает, как мурашек взвод,
И режет плоть, не требуя наркоза.
Сравнимо состояние души
С загадочной иллюзией факира.
Исчезнет дух в неведомой тиши,
Его рука секрета утащила.
Не слышит вечных правил человек,
Увы, не чтит природные законы.
Хоть и с небес является на свет,
Хоть и познал искусство и протоны.
Стоял, как столб, Скиталец полчаса,
Что было с ним, того не понимая.
Однажды он откушал колдовства…
Но здесь другая гамма вкусовая.
(Он вспоминал, как бешено любил,
Его совсем легко приворожили.
Букеты роз охапками носил,
И в тех цветах его похоронили.
Все потерял, что нажито трудом,
Страшней всего, что разорвали душу.
Он спал в кустах под проливным дождем,
На теплотрассе жил в лихую стужу.
Наказывал себя своей рукой,
Терпел упреки и насмешки многих…
Потом стихи услышал над землей,
Наверно, так судьбу решили Боги.)
Рассеялась немая пелена,
И разум возвращался понемногу.
Не любит непокорных Сатана.
Скиталец собирался в путь-дорогу.
Пока ему вдоль берега идти,
К большому озорному перекату.
Кого еще он встретит на пути,
Удачу, иль угрюмую досаду?
(Роса узор рисует на траве,
А мох ползет настырно по утесу.
Изменчива погода в октябре,
Готовится к сибирскому морозу.)
Стоят еще веселые деньки,
Хоть солнышко заметно загрустило.
Увидел, как по отмели реки
Девица необычная ходила.
Прозрачная, как детская слеза,
Стройна, как одинокая береза,
С косы на пятки капала вода.
Не видывал такого он курьеза.
«Иди сюда», - услышал в тишине.
«Плохого не скажу и не обижу,
Ты часто обращаешься ко мне,
И с удочкой тебя на зорьке вижу».
(Холодная таежная река –
Хранитель голубого сарафана,
Учитель для бродяги-пустяка,
Лекарство от незваного изъяна.
Она мудрей источенных камней,
Она сильней любого великана.
К ней многих приносили королей,
И просьбы от лихого атамана.)
«Идти тебе, мой друг, совсем чуть-чуть,
Не подходи к болоту до рассвета.
Ты выбрал для себя нелегкий путь,
Осталось три коротких километра».
(Глубокие серьезные глаза,
В округе ничего не упускали.
Ни шороха сухого камыша,
Ни вздоха от задумчивой печали.)
«Там впереди отвесная скала,
Прижатая большими валунами.
Там сердце непростого родника,
Коснись его руками и губами.
Почувствуешь дыхание небес,
Приблизится слияние с природой».
И образ неожиданно исчез,
А речка занялась совей работой.
(Капризничать решили облака,
Наверное, немного загрустили.
Бродягу – одинокого дождя,
Потанцевать чечетку попросили.
Старательно отплясывал малец,
Речная гладь покрылась пузырями.
Пришла к нему усталость, наконец,
И солнце показалось над стволами.)
Скиталец шел настойчиво к скале,
Где честный дух от времени не гнется.
Однажды он слыхал о роднике,
Чудесные вода имеет свойства.
Могучее собрание камней,
Задумчивого вида монолита.
Он слушал здесь невиданных зверей,
И помнил необычные копыта.
Кипит душа святого родника,
Испробовать игриво предлагает.
Скиталец наклонился, и глаза
Загадочному зрелищу внимают.
С улыбкой и надеждой на лице
Мальчонка на коне по полю скачет.
«Все дело, братец, именно в тебе,
Коль вызов принял, это много значит.
Ты вступишь в бой не только с Сатаной,
С коварными слепыми упырями.
Поверь, ты будешь драться сам с собой,
С липучими, противными грехами.
Умой глаза, другим увидишь мир,
Протри уста, тем успокоишь душу.
Ты много раз напитки злые пил,
И уходил, не одеваясь, в стужу».
Скиталец мыл вспотевшее лицо,
Он в том конце свое увидел детство.
Но не имеет власти колдовство,
Когда бальзам подействовал на сердце.
(Спасти себя от собственных грехов,
Дозволено, конечно, человеку.
Но как найти секрет у пустяков,
И вытравить душевную помеху?
Коль к нам с небес спускается душа,
Познавшая манеры Божьей власти.
Как жизнь пройти, надежду не клеймя,
В греховной как не искупаться грязи?
Соблазн не подчиняется Богам,
Он выдуман бароном Сатаною.
Как сила, что дарована ветрам,
Имеет превосходство над землею.
Песчинка во Вселенной человек,
Малая, неразумная букашка.
Но коль в душе еще остался свет,
Найдется и для демона упряжка.)
Скиталец посмотрел на небеса,
Тяжелые ползли большие тучи.
Наверно, знак отправил Сатана.
Он вспомнил встречу – самый первый случай.
(Спешила запоздавшая весна,
Природу постепенно пробуждала.
Эх, молодость, безумная пора.
Качаясь, он шагал из ресторана.
За ним бежал игриво лунный свет,
Как верная по жизни собачонка.
Послышалось? Наверно, пьяный бред.
Но в подворотне плакала девчонка.
Два сильных и нетрезвых пацана
К стене ее игриво прижимали.
С нахальным выражением лица
Насильно, не стесняясь, целовали.
Посыпались удары кулаков,
Работал как затвор у автомата.
Он искалечил быстро босяков,
Но все его несло, несло куда-то.
Сквозь силу грязь в себя впитала кровь,
Лежат два изуродованных тела.
Заплакала в душе, завыла боль,
Он понял, что дурак в порыве гнева.
Отчетливо увидел силуэт,
Веселую и наглую гримасу.
«Спасенная твоя, развеяв свет,
Бежала, как чернила, по рассказу.
Красиво поработал. Браво, бис!» -
Захохотал подземный повелитель. -
«Ты выиграл легко мой главный приз,
И станешь для меня телохранитель.
Дарована тебе большая честь,
В любой момент общаться с Сатаною.
Вот кровь и грязь – загадочная смесь.
На память». Боль пронзила под рукою.
Невидимым движением клинка
Разрезана любимая рубашка.
Не раз потом он спросит у себя:
«Зачем нужна зловещая упряжка?
Зачем себя мы ставим под седло,
И на плечах всю жизнь грехи катаем?
Проделать путь земной нам нелегко,
А мы судьбе проблемы добавляем».
Скользила тень, буксуя на скале,
А мох и камни звонко хохотали.
Грибы Скиталец жарил на костре,
Они, как тесто, пышно набухали.
Он жизнь свою по полкам разложил,
Он видел все промчавшиеся годы.
Кого подвел и с кем всегда дружил,
И как грехи заманивали в гроты.
Он ненавидел вредного себя,
Он не любил предательства и лести.
И постоянно слушал небеса,
Хотел понять секрет духовной песни.
Как много раз встречался с Сатаной,
И поддавался власти искушений.
Как столб стоял над гробовой доской,
И бился с силой подлых провидений.
(Согнувшись, ночь шагала по тайге,
Не рада бабка яркому рассвету.
Скиталец рябь увидел на реке,
И в воду бросил медную монету.)
Пора туда, где горькая слеза,
Страдает от избытка наказаний.
Туда, где умирают голоса,
Под натиском бессмысленных заданий.
(Затянуты смолою дерева,
Зияющие шрамы от ранений.
Знать, цепи проверяет Сатана,
Знакомо, все опять без изменений.
На выдумки, увы, упрямец скуп,
То дыба, то тупая гильотина.
Поднимет, не спеша, промокший грунт,
И вот тебе готовая могила.)
Болото с изувеченным лицом,
Гниющая от подлости осота.
Не слышится жужжанье комаров,
Не даром это – Чертово болото.
В заимке поселился мухомор,
Труха и вековая паутина.
От слоя пыли прогибался стол –
Такая неприятная картина.
Как быстро приближается закат,
Другая здесь система измерений.
Но нет ему, увы, пути назад,
Он подготовлен к схватке, без сомнений.
Трясина отворяет ворота,
Секретный тракт уходит в подземелье.
Возможно, не вернусь я никогда,
Коль не пойму секрета наважденья.
Прощаясь, посмотрел на небеса.
Как там, в Раю? Наверно, интересно.
Но жизнь его отправила туда -
Туда, где у подонков королевство.
Там, где всегда в почете колдовство,
Оружие земное бесполезно.
Он карабин поставил под окно,
И нож воткнул в завалинку небрежно.
Глава 4
Поединок
В кромешной тьме скрывается злодей,
Скиталец, безусловно, ошибался.
Увидел он безумие огней,
Замешкал, но ничуть не испугался.
Страдали опаленные тела,
А души, поглощенные смолою,
Рыдали и кричали в никуда,
Никто не отвечал им под землею.
(Ни эха, ни блуждающих теней.
А пламя раздувают без поддува.
Нехитрая работа упырей,
Ни боль им непонятна, ни простуда.)
Скиталец брел по темным закуткам,
По залам, где стоят сосуды с кровью,
Но понимал, что рядом по пятам
Крадется зло, переодевшись молью.
Сюрприз, видать, готовит Сатана,
И в сердце Ада мирно провожает.
Какая у безумства глубина?
Коль грешник в ней мгновенно утопает.
Наверно, вот его секретный схрон,
Скиталец замер в золотой пещере.
Массивный, непростой увидел трон,
В нем грешники прикованы сидели.
На лицах страх, беспомощность, кошмар,
А руки от ожогов почернели.
Выходит, есть для извергов финал,
Для тех, кто был подручным у химеры.
Хоть зло и порождает Сатана,
Но сам своей рукой уничтожает.
Лишь тех, кто в жизни хапал для себя -
Он в этот трон их мучиться сажает.
«Ты понял все. Конечно, не дурак.
Никто сюда не заходил из смертных.
Не друг ты мне, а жаль. Выходит, враг,
Но не простой, из тех, кто самый крепкий.
Пускал тебя по черной полосе,
Арканил и поил в ночи грехами.
Ты выжил в одинокой пустоте,
И стал легко мне отвечать стихами.
Сегодня будет твой последний бой.
Хоть связь и не исчезла с небесами.
Не выдержишь, тогда ты, братец, мой,
А справишься, общайся с облаками».
Как много Сатана являлся раз…
Был сорняком у черного забора,
Был вороном, и даже - толстый страж.
И вот стоит он в образе барона.
Согнулся ниц пред ним огромный трон,
И в реверансе демоны склонились.
И очень сладкий издавая стон,
У входа в залу призраки толпились.
«Готов ли ты, приятель, к колдовству?
Готов к насмешкам и жестокой злобе?
Давно живу, но в толк я не возьму,
Что непокорный чувствует от боли?
Но в силе мой подземный договор,
На, подпиши, и будет все в порядке.
Забудешь боль, забудется позор.
И сразу жизнь купается в достатке».
«Послушай, князь безликой темноты,
Я не люблю два раза повторяться.
Не взять без боя все мои мечты,
Хоть ты силен, но я готов сражаться».
Из глаз огонь метнулся, как стрела.
Лицо Скитальца обновилось шрамом.
И кровь на грудь не капала, текла.
«Эй, вурдалаки, разберитесь с хамом».
Удар в затылок, сумерки в глазах,
И плоть Скитальца разрывают лапы.
Повсюду смех и крики на местах,
Задорный свист и наслажденья храпы.
«Проси пощады, слышишь, не молчи!
Иль впереди позор и гильотина.
Хочу смеяться я от чепухи,
Но вот твое упрямство утомило.
В тебя любовь вставляли колдовством,
И нищета арканом придушила.
Не раз ты спал в обнимку с бутылем,
И смерть тебя в остроги уводила.
Не нужен ты ни людям, ни Богам,
Смирись с судьбой и преклони колени».
Хотел сказать Скиталец по слогам…
Но губы от ударов онемели.
Пронзала боль, как острие ножа.
И, как звезда, блестит барона бляшка.
Но мысль ему надежду подала, -
Осталась где нетронутая фляжка?
Вся сила там – в воде из родника,
Забыл глоток он сделать перед схваткой.
С трудом открыл опухшие глаза.
Спасение лежит под мрачной лавкой.
Стирая кровь с разбитого лица,
Вкушая гнев подонка-изувера.
Скиталец полз, ведь не ползти нельзя,
А подлость обнаглевшая смелела.
Он вспоминал закаты над Днепром,
Он вспоминал рассветы над Смоленском.
Как далеко его родимый дом,
Его земля с родительским советом.
Дрожит рука и струйки по губам,
Скиталец пьет огромными глотками.
Он девушку с залива вспоминал,
И фразу, что услышал над камнями.
Раздался крик барона Сатаны:
«Не углядели, к роднику добрался.
Вы, демоны, теперь обречены,
Вам цепи не накинуть на Скитальца».
Застыли, замолчали упыри.
А в мышцах сила стала появляться.
Но зеркало они приволокли,
Другой есть способ злобно издеваться.
Свернулась кровь, и сжались кулаки,
Готов Скиталец к необычной битве.
Большого волка вспомнил у реки,
Поймал сигнал лихой звериной прыти.
«Живучий ты, природа помогла,
Хоть мог давно от боли отказаться.
Ну, не робей, вот посмотри сюда,
И покажи, как будешь с ним сражаться.
Кривых зеркал непознанный тайник,
Я берегу, как память над веками.
Ты удивлен? А вот и твой двойник,
Он смело обнимается с грехами».
Совсем другим увидел сам себя,
Скиталец одурманенный опешил.
А тот, второй, с разлукой говоря,
Неловкую растерянность заметил.
И начал бой. Летели тумаки,
Скитальцу помогала скорость волка.
А крест святой, висевший на груди,
Парировал удары очень ловко.
Обман бичом охаживал плечо,
Крутила руки к женщинам измена.
Не делала лишь подлость ничего,
Закатывалась смехом и смотрела.
А алкоголь угрюмою змеей
Не мог найти уверенность в подвохе…
Не каждый сможет драться сам с собой,
Легко других калечить в подворотне.
В таком бою за искренность души,
Бессмысленна уверенная гордость.
«Еще себе немного помоги», -
Кричала несгибаемая совесть.
Скиталец бил ногами двойника,
Приемы вспомнил боевого САМБО.
Такой совет от мудрого отца:
«Врагу сначала покажись ты слабым».
(Не растоптать наделанных грехов,
Но Сатане бессмысленно сдаваться.
Таков секрет, наверно, у Богов,
Чтоб к ним попасть, обязаны сражаться.)
Устав, Скиталец вытирает пот,
А над рекой волнуется зарница.
И облака, как караульный взвод.
«Я на земле, и это мне не снится?»
Засохла кровь, как панцирь, на руках,
И на лице теперь навечно память.
Вдруг надпись появилась на камнях:
«До встречи, парень, я бессмертный. Дьявол».
Эпилог
Коль к нам душа спускается с небес,
Познав секреты и заботу Рая.
Мы можем слышать необычный текст,
И видеть суть порочащего Ада.
Не знаем мы, что там – на небесах.
Но представляем муки под землею.
Мечтать стремимся, верим чудесам…
И так контроль теряем над собою.
В такой момент ликует Сатана,
Богатый пир и злато предлагает.
Ему не тело нужно, а душа,
И он в нее без промаха стреляет.
Влекут грехи бушующей ордой,
А мы – глупцы – на случай уповаем…
«Пройдет, наверно, все само собой».
И в тот момент к подвоху привыкаем.
Кричит внутри, волнуется душа,
И в разум посылает телеграммы.
А мы идем походкой алкаша,
Заблудшие, настырные нахалы.
Не слышим мы божественный наказ,
И к Богу обращаемся с улыбкой.
Все думаем – еще, в последний раз…
И слезно обнимаемся с ошибкой.
Спешит Господь и помогает нам,
Пытается безумцев образумить.
Как на показ, шагаем в Божий храм,
И не хотим о совести подумать.
Но вот, когда услышим смертный храп,
И жизненный полет теряет скорость,
Нас быстро накрывает сильный страх,
И бешено грызет собака-совесть.
Мы, люди, - как игра для Сатаны,
Веселая недолгая забава.
Но коль он доберется до души,
Тогда грядет зловещая расправа.
Бесчисленны эпитеты грехов,
Но только не подходит слово «давность».
Как вера не имеет пустяков,
Так Дьяволу важна людская слабость.
Коварный шрам от кованых цепей,
Надменный взгляд предательских капканов.
Грехи к ногам склоняли королей,
И истребляли замыслы романов.
(Летает лист осенний над рекой,
Его ветра на прочность испытали.
Когда в Аду дерешься сам с собой,
То думаешь – как встретиться с Богами.)
Не излечить коррозию судьбы,
Диагноз неизменен для Скитальца:
«Поймать легко мелодию земли,
И вывести на исповедь нахальство».
Один вопрос присутствует в душе,
Его ответ живет за облаками.
Что Бог нашел достойного в тебе,
Коль посылает символы стихами?