19 февраля день памяти поэта Рюрика Ивнева (Михаил Александрович Ковалёв.) (1891 - 1981).
Стихотворение «Из-под ног уплывает земля» он написал за несколько часов до смерти, не дожив до своего девяностолетия четыре дня.
***
Из-под ног уплывает земля, —
Это плохо и хорошо.
Это значит, что мысленно я
От нее далеко отошел.
Это значит, что сердцу в груди
Стало тесно, как в темном углу.
Это значит, что все впереди, —
Но уже на другом берегу.
1981
Это стихотворение стояло последним в довольно объёмном томике «Избранное», который я купил в далёком 1985 году в Новосибирске, за два часа до отправления поезда на Свердловск. Молоденькая продавщица с васильковыми глазами долго смотрела вслед удаляющемуся солдатику, который уходил неуверенной походкой, опираясь на деревянную трость. Эти глаза врезались в сердце. За окном вагона растаял вечерний Новосибирск, а я стоял в прокуренном тамбуре, при слабом свете лампы, курил и читал Рюрика Ивнева.
***
Вот оно, немыслимое счастье,
Как зарю тебя встречаю я,
Ты прошло сквозь тысячу препятствий,
Сквозь огонь и воды бытия.
Римский раб, почувствовав свободу,
Вместо пасти львиной и когтей,
Не вдыхал с такой улыбкой воздух,
Радовался меньше и скупей.
Осязанью верить ли отныне,
Верить ли мне собственным глазам?
Точно море влажное и синее
Подошло к иссохшим берегам.
Вот оно, немыслимое счастье,
Как зарю тебя встречаю я,
Ты прошло сквозь тысячу препятствий,
Сквозь огонь и воды бытия.
1935
Ещё неделю назад мне казалось, что жизнь закончилась. Нога срослась криво, и ничего с этим уже нельзя было сделать, лишние повреждённые кости ступни военные хирурги успешно удалили. Было грустно, мрачно. А сегодня я читал стихи и искал в них силы для того, чтобы идти дальше.
***
Как все пустынно! Пламенная медь.
Тугих колоколов язвительное жало.
Как мне хотелось бы внезапно умереть,
Как Анненский у Царскосельского вокзала!
И чтоб не видеть больше никогда
Ни этих язв на человечьей коже,
Ни мертвые пустынные года,
Что на шары замерзшие похожи.
Какая боль! Какая тишина!
Где ж этот шум, когда–то теплокровный?
И льется час мой, как из кувшина,
На голову – холодный, мертвый, ровный.
1918
***
Опускаются веки, как шторы,
Одному остаться позволь.
Есть какой-то предел, за которым
Не страшна никакая боль.
И душа не трепещет, не бьется,
И глядит на себя, как на тень,
И по ней, будто конь, несется,
Ударяя копытами, день.
Будто самое страшное горе,
Как актер, отыграло роль.
Есть какой-то предел, за которым
Не страшна никакая боль.
1916
А потом началась жизнь. Я устроился на работу инженером на завод железобетонных изделий.
К очередному празднику, посвящённому 8 Марта, мне предложили принять участие в подготовке праздничного концерта и придумать программу. Шутки нашлись быстро, но нам захотелось добавить романтики и немного серьёзных ноток. Тогда я вспомнил про Рюрика Ивнева и придумал, как обыграть два его стихотворения.
И вот, я стою на сцене, рядом со мной девушка с серыми глазами. Я читаю стихи глядя в эти серые глаза. Девушка ещё не знает, что в сентябре станет моей женой, я и сам этого ещё не знаю…
***
Не степной набег Батыя,
Не анчара терпкий яд –
Мне страшны слова простые:
«Нет мне дела до тебя».
Не убийца, злу послушный,
Не кровавых пятен след –
Страшен голос равнодушный:
«До тебя мне дела нет».
Не смертельные объятья
И не траурный обряд –
Мне страшны слова проклятья:
«Нет мне дела до тебя».
Не взметенная стихия,
Не крушение планет –
Мне страшны слова людские:
«До тебя мне дела нет».
Забинтовывая раны,
И волнуясь, и скорбя,
Слышу голос окаянный:
«Нет мне дела до тебя».
Я ко всем кидаюсь жадно,
Жду спасительный ответ,
Слышу шепот безотрадный:
«До тебя мне дела нет».
1915
***
Крушенье звёзд покажется игрушкой
Пред этой силой – дикой и святой.
Склоняю голову над тёплою подушкой,
О время, подожди, постой!
Дай мне упиться горьким созерцаньем
Сладчайших губ в ленивом полусне.
Я наслажденье оплачу страданьем,
Но только дай минуту эту мне.
Что так пылает – умереть не может,
Что так горит – то будет век гореть.
В лучах зари на скомканное ложе
Дай мне смотреть, без устали смотреть.
Откуда же, откуда эта сила,
Из недр каких ко мне она пришла
И для чего в душе моей разбила
скрижали древние добра и зла?
Но как бы ни было, прошу тебя, о время,
Хотя на миг свой бег останови,
Чтоб на галере или на триреме
Я мог доплыть до полюса любви.
1936
Так Рюрик Ивнев ворвался в мою жизнь. И продолжает жить рядом. О нём нельзя сказать, что он был. Он есть, он рядом, он будет рядом всегда, до момента, когда «всё впереди – но уже на другом берегу» …
P.S. В одно из воскресений, гуляя по «Главному проспекту», заглянул в книжный магазин «Читай город». Подошёл к полкам с поэзией. Очень доступно, на расстоянии вытянутой руки: Сола Монова – Игорь Северянин XXI века. Чуть ниже – сам И. Северянин. Взгляд скользит дальше: Ахматова, Блок, Н.Гумилёв, Цветаева, Есенин, Рубальская…? И три очень тонких томика «Поэзия серебряного века», издательства разные – набор авторов, как под копирку. В одном не обнаружил Гумилёва. Не было в них и Рюрика Ивнева, и доброй половины поэтов «Серебряного века».
Взгляд зацепился за корешок книжицы в мягком переплёте: «Серебряный век: невыдуманные истории» Рюрик Ивнев! Дождался меня! С обложки смотрит Сергей Есенин красивый и молодой, с трубкой во рту – близкий друг Рюрика Ивнева. Издательство «Эксмо» 2017 год. Всего 157 рублей.
МЕТРИЧЕСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО
Хрустящая, пожелтевшая бумага,
Славянские буквы с церковной печатью,
Скажи мне – было это или не было?
Метрическое свидетельство. Рождение. Флаги.
Нежное лицо над пышной кроватью.
И выпуклое февральское южное небо.
Как жутко и странно. И непонятно
То, что всем понятно и закономерно.
Скажи мне, было это или не было?
Маленькое тельце с красными пятнами,
Крошечное сердце, бьющееся неуверенно,
И спокойное февральское небо.
Ах, ломкая бумага с параграфами и линиями,
Пахнущая нафталином, мышами и пылью,
Скажи мне – было это или не было?..
Так похоже на чёрную мантилью
Пахнущее ладаном февральское небо!
Рюрик Ивнев. 1914 год. Тифлис
Фото: из интернета
Все стихи цитируются из сборника: Рюрик Ивнев "Избранное", Москва, "Художественная литература", 1985 г.