За стеклом, заклеенным крест-накрест
Тонкими полосками газет,
Серость дня и тишина покамест,
Слава Богу, артобстрела нет.
Лишь мороз по снегу бродит хрустко
Вместе с ветром, колким, ледяным.
Меж торосов стало тесно, узко
Зимним ленинградским мостовым.
В комнате озябшей дети – двое,
Прилепились взглядами к окну:
Поскорей пришла бы тётя Зоя,
Сашке в полдень надо бы ко сну.
Его мама утром попросила
По-соседски: «Таня! Присмотри
За Сашком часок-другой от силы!»,
А уж за полдень и скоро три!
Трёт мальчонка кулачком дрожащим
Голубые грустные глаза,
Вдруг шаги по коридору, настежь
Дверь со скрипом, Сашкина слеза
Не смогла в ресницах удержаться:
«Мама! Мама! Мама, ты жива!»
Мать не знает, плакать иль смеяться –
Буря чувств, и не нужны слова!
И опять одна, ушли соседи:
«Взрослые когда ещё придут?!
Поскорей бы!» Только как намедни
Ходики не ходят, а бредут!
Снова в сердце заползла тревога,
В руки так и просится дневник,
Где страниц заполнено немного,
Но страницы эти – боль и крик!
Буква «Ж» на уголке страницы,
Запись кратко: «28 дек
Женя умерла в 12-30» –
Детский почерк сохранил на век.
Строчки о сестре не всё сказали –
Умирая, глядя в потолок
Все просила, чтобы гроб достали:
«Ведь в глаза насыплется песок!»
Буква «Б» – о бабушке листочек
С датой смерти: «25, январь».
«Не спеши похоронить, сыночек,
Карточки на хлеб мой отоварь!» –
Бабушкин последний вздох унёсший
Шёпот на исходе жизни сил
Внучку Таню, маму, дядю Лёшу
Святостью заботы осенил.
Хорошо, что буква «З» свободна –
Тетя Зоя за Сашком пришла,
Да и мамочка, хотя и поздно,
Хлеб с собой с работы принесла.
За стеклом, заклеенным крест-накрест
Тонкими полосками газет,
Ночь, мороз и тишина покамест,
Слава Богу, артобстрела нет.
День прошёл...
Но голод и блокада
Множат боль в страницах дневника,
Запись о родных, что жили рядом,
Завершит последняя строка.
Буквы «С» и «У», смертельно раня,
«Савичевы умерли» – кричат,
И на «О» – «Осталась одна Таня»...
Не забудет это Ленинград!
Картина А. Фроловой
"Блокадное детство"