Ода секретарше
Пашков Эдуард
В лоснящейся движеньем шкуре люда,
в атаку дня, в моторику и шум
шла девушка, пропорциями круто
ломая в складки форменный костюм.
Ее шаги, стучась в каблук и в носик,
подрагивали челку набочок.
Почесывал карэ упругий хвостик
сверкавший белизной воротничок.
Упаковав барсетку, руку с кейсом
по шву костюма пристегнув с утра,
шла как вчера - одним и тем же рейсом,
в одно и то же время - как вчера!
Во вне расправив блузки отторочку,
бровь подведя, ресницу наложив...
Духов мизинец к бусинке на мочку -
и на работу! в офис! в коллектив!
Методикой слепой десятипалой
печатать тексты чувствуя азарт,
девица эта шла походкой бравой,
переставляя ножками асфальт.
Шла быстрым шагом, что б без проволочек
включить кофейник вовремя, но тут
ее рыбак хватает попловочник
без повода: за шиворот - и в пруд!
Бросает ее в тину и в осоку
размашистым движением одним.
Как будто озарен,что нет в ней проку -
бросает, и стоит невозмутим.
Девица в ужас, в крик.А он насадит
опарыша на крюк - и благодать!
С нее стекает хна, помада, катит
тушь по ее щекам. Ему плевать.
Лишь запустив щепотку, как в солонку,
окрест себя, божится - кабы будь
весло в руках - его бы ей вдогонку
дослал бы с целью шваркнуть или ткнуть.
Хоть сапогом, а ей, такой негодной,
задать хороший следует урок.
На то сошел и дрын бы огородный.
Жаль - ни весла, ни дрына, ни сапог!
За то ли, что и впрямь она такая,
а может потому что сам дурак,
но и доска пошла бы от сарая
плашмя наотмашь либо абы как!
Она усердно разгребала тину,
стремясь на сушу. Он же той порой
в пузырь воздушный, вздыбивший ей спину,
нет-нет да ткнет бамбуковой удой.
Плескавшуюся в ряске бестолково,
ее затравкой в нахлысте морил,
и с важным хлоднокровьем рыболова
в ответ на визги думал и курил.
Но вот, когда запутавшейся в бредне,
ей выбраться сопутствовал успех,
рыбак очки с оправой в изоленте
поправил к переносице - и в смех!
За ним, будь при делах иль полномочьях,
иль шляющийся, трезв он или пьян,
присутствующий всяк согнулся в корчах,
как на крючок попавшийся ротан.
Смеется и торговка пирожками
и злой мясник с руками в колбасе
и мальчик, что сидит в оконной раме,
и девочка с балкона. Словом, все!
Смеются,в бедолагу пальцем тыча,
переживая бурный интерес.
И всякие слова страшнее ВИЧа
болтают - как кого попутал бес!
Она, дрожа от холода и страха,
благополучных слушала людей:
"Гляди, народ, скорее - вот неряха!
Гляди, какая водоросль на ней!
За эти вот вчерашние обновки,
за сырость, за расхлябанность уже,
ееный благодетель по головке
такую не погладит протеже!
Пожалуй, и никто из персонала
не станет больше ею дорожить:
Она включить кофейник опоздала
и по порядку скрепки разложить.
Из кабинета выйдя "Я не вижу
старания. Не ловишь ты мышей!"-
ее начальник скажет - и на биржу!
что в переводе попросту - в зашей!
"Другая фифа завтра присобачит
ребром ладони марку на конверт!"-
Так рассуждал народ, покуда плачет
девица, носом шмыгая в ответ.
Но, наконец, в разгар пустой забавы,
придушенные, словно из глуши,
ее слова раздались: "Вы не правы!
Ведь я еще чиню карандаши!"
И все затихли. Бывшие во злобе,
вдруг встали все с поникшей головой,
кто прикусив губу, кто целых обе,
лишь тот, кто рот раскрывши - ни одной!
Затихла и торговка пирожками
и злой мясник с руками в колбасе
и мальчик, что сидит в оконной раме,
и девочка с балкона. Словом,все!
Скорбели люди. Многие рыдали,
ссыпая наземь кладези души:
"Ты нас прости. Ведь мы же все не знали
что чинишь ты еще карандаши!
Давай тебя помоем и причешем
и справку на работу отнесем!"-
и каждый начал, в горе безутешен,
сгребать с нее горстями глинозем.
Людей прохожих разные дороги
скрестили мыслью, тронувшей сердца:
"Как мы порой бываем к тем жестоки,
о ком всего не знаем до конца!"