Три дня предоперационной голодовки.
И больше суток в обезболенном бреду.
вставать нельзя, пока не затянулся ломкий,
сапожный, грубый шов в боку.
Нельзя в сортир. позывы, - результат фантомных ощущений
внутри сожжённых, вынутых кишок.
Тело полегчало на несколько кусков железных откровений.
Нет. Есть нельзя. Послеоперационный шок.
Боль контролирует провалы, забытьи.
Уже не сдохну. Выкарабкался. Сам. Один.
У Вас под стёклами очков вокруг спокойных глаз круги.
Не бэ, сестра. Не знаешь, как, не говори.
Ремень вжимает тело в жиденький матрас.
Дней пять, хрипя от боли, будет грызть нутро
невидимый и сказочный зверёк, - осколочный фугас.
От боли сводит ноги и немеет рот.
Неделю пялится на потолок палаты,
на паутину и просить открыть окно,
чтобы вдохнуть весенний и прохладный
вкус новенькой Вселенной с солнечным нутром.
Братва, плесни чего-нибуль в стакан.
Хотя б азотной кислоты или тринитротолуол.
Взамен железа я кишки отдал.
Пропьём, братва, пропущенный укол.