Достоевский Фёдор (1821-1881)
Добужинский Мстислав (1875-1957)
Дехтерев Александр (1889-1959)
Даль Юрий
Дешкин Георгий (1891-1963 (?))
Долматовский Евгений (1915-1994)
Двинский Михаил (1923-2015)
Деканидзе Георгий (1937-2010)
Деньковская Ольга (1944)
Деркач Александр (1947)
Дидусенко Михаил (1951-2003)
Долгушин Александр (1957)
Давалгене (Николаева) Лена
Дудко Евгения
Долгунов Олег
Давыдов Владимир
ФЁДОР ДОСТОЕВСКИЙ
(1821-1881)
Писатель, философ, публицист, признанный классик русской литературы и один из лучших мировых романистов происходил из старинного литовского рода. В молодости подвергся суду по делу «петрашевцев», был признан виновным «в злом умысле на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного порядка» и приговорён к лишению всех прав состояния и «смертной казни расстрелянием». Казнь была заменена каторжными работами.
В начале литературного творчества произведения принадлежали к различным литературным жанрам - юмористические и трагикомические рассказы, повести и роман «Бедные люди», отрывки из которого были помещены в польском журнале «Варшавская библиотека» (1850 ). Помилование и разрешение публиковаться было объявлено в 1857 году. С 1861 года Фёдор Михайлович помогал брату Михаилу издавать литературно-политические журналы «Время» и «Эпоха», на страницах которых печатались «Униженные и оскорблённые» (1861), «Записки из мёртвого дома», «Скверный анекдот» (1862) и др.
В апреле 1867 года, время свадебного путешествия супруги Достоевские остановились в Вильне на неопределённое время. Напоминанием о этом событии служит памятная доска установленная на доме где находилась гостиница. «Литовский след» имеется в романе «Преступление и наказание», в котором упоминается Вильна, а фамилия одного из персонажей, Свидригайлова, образована от Швитригайла.
Многие известные произведения Достоевского экранизировались и инсценировались в театре, по ним ставились балетные и оперные постановки.
ДЫМ И КОМОК
На ниве мужика Комок земли лежал,
А с фабрики купца Дым к небу возлетал.
Гордяся высотой, Комку Дым похвалялся.
Смиренный же Комок сей злобе удивлялся.
— Не стыдно ли тебе,— Дым говорил Комку,—
На ниве сей служить простому мужику.
Взгляни, как к небу я зигзагом возлетаю
И волю тем себе всечасно добываю.
— Ты легкомыслен,— ответствовал Комок.—
Смиренной доли сей размыслить ты не мог.
Взлетая к небесам, ты мигом исчезаешь,
А я лежу века, о чем, конечно, знаешь.
Плоды рождать тебе для смертных не дано,
А я на ниве сей рождаю и пшено.
Насмешек я твоих отселе не боюсь.
И с чистою душой я скромностью горжусь.
НА КОРОНАЦИЮ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ МИРА
Умолкла грозная война!
Конец борьбе ожесточенной!..
На вызов дерзкой и надменной,
В святыне чувств оскорблена,
Восстала Русь, дрожа от гнева,
На бой с отчаянным врагом
И плод кровавого посева
Пожала доблестным мечом.
Утучнив кровию святою
В честном бою свои поля,
С Европой мир, добытый с боя,
Встречает русская земля.
Эпоха новая пред нами.
Надежды сладостной заря
Восходит ярко пред очами…
Благослови, господь, царя!
Идет наш царь на подвиг трудный
Стезей тернистой и крутой;
На труд упорный, отдых скудный,
На подвиг доблести святой,
Как тот гигант самодержавный,
Что жил в работе и трудах,
И, сын царей, великий, славный,
Носил мозоли на руках!
Грозой очистилась держава,
Бедой скрепилися сердца,
И дорога родная слава
Тому, кто верен до конца.
Царю вослед вся Русь с любовью
И с теплой верою пойдет
И с почвы, утучненной кровью,
Златую жатву соберет.
Не русской тот, кто, путь неправый
В сей час торжественный избрав,
Как раб ленивый и лукавый,
Пойдет, святыни не поняв.
Идет наш царь принять корону…
Молитву чистую творя,
Взывают русских миллионы:
Благослови, господь, царя!
О ты, кто мгновеньем воли
Даруешь смерть или живишь,
Хранишь царей и в бедном поле
Былинку нежную хранишь:
Созижди в нем дух бодр и ясен,
Духовной силой в нем живи,
Созижди труд его прекрасен
И в путь святой благослови!
К тебе, источник всепрощенья,
Источник кротости святой,
Восходят русские моленья:
Храни любовь в земле родной!
К тебе, любивший без ответа
Самих мучителей своих,
Кто обливал лучами света
Богохулителей слепых,
К тебе, наш царь в венце терновом,
Кто за убийц своих молил
И на кресте, последним словом,
Благословил, любил, простил!
Своею жизнию и кровью
Царю заслужим своему;
Исполни ж светом и любовью
Россию, верную ему!
Не накажи нас слепотою,
Дай ум, чтоб видеть и понять
И с верой чистой и живою
Небес избранника принять!
Храни от грустного сомненья,
Слепому разум просвети
И в день великий обновленья
Нам путь грядущий освети!
1856
МСТИСЛАВ ДОБУЖИНСКИЙ
(1875–1957)
Русский живописец, график, театральный художник, участник творческого объединения «Мир искусства». Происходил из старинного рода литовских дворян. Жил в Вильно, где окончил вторую виленскую гимназию. Одним из первых оценил талант М. К. Чюрлениса. После революции принял литовское гражданство и уехал из России. С 1929 года был ведущим художником Государственного театра в Каунасе.
УТРО
Рано. Тихо. Сумрак. Все спит.
Утренний серый туман за окном,
Медлит погаснуть лампадка в углу.
Скоро умрет огонек.
Тени ночные спят по углам,
Замер протяжный фабричный гудок,
Снова молчанье. Спит все кругом,
Тикают тихо часы.
Скоро наступит будничный день,
Серая цепкая сеть мелочей,
Глупых забот житейская муть,
Как паутина в пыли.
О, как спокойно дыханье твое —
Где ты во сне, в каких глубинах?
Спи, не спеши кончить утренних снов,
Ангел хранитель с тобой в этот час.
Спи!..
Спи, подожди расставаться со сном.
В утренней мирной тиши
Тикают тихо часы и в углу
Умирает лампадки огонь.
Петербург 29 дек[абря] 1903 — 3 ноябр[я] 1920
УЛЫБКА СТРАННЫХ ГУБ…
Улыбка странных губ неправильным узором
Стоит передо мной и бледное лицо
С упорным взглядом глаз и дерзкими бровями
Склоненное ко мне бесстрастное молчит
И я молчу и пью отраву сновиденья
Вернуться не спешу в плен беззаботных дней
Передо мной стена холодная, немая —
За ней сад ласк встает туманной грезы плод
8 марта 1908
БАЛКОН
Не в романе это было,
Не во сне я видел это, —
Наяву все это было
На балконе в полдень летом
Было это так недавно,
Но как сон теперь я помню —
Как в луче полудня ярком
Вышла ты из-за колонны.
Вся пронизанная светом
Точно Вера из «Где тонко
Там и рвется» с розой бледной
Ты стояла на балконе…
Мы об этом говорили
И смеялись. Как нарочно,
Как в тургеневском романе,
Небо все в барашках белых
За колоннами сияло
А вдали лежали пашни
И Шелонь в лучах играла
И высокие колонны
Были очень театральны
Только грустны за рекою
Там где вырублена роща,
Сиротливые деревья,
Пней березовых кладбище
И осколки штукатурки
Под ногами на балконе
Что в рассеянности милой
Ты раскидывала стэком
Говорили о погибших
Днях недавнего былого
Безнадежно невозвратных
Как и счастие мое.
Утром 13 авг[уста] 1921.
(вчера это было на балконе
в Холомках)
БЕЛАЯ НОЧЬ
Я ходил по Петербургу ночью,
Белой ночью, вдоль пустых каналов,
И холодные сжимал перила
Над водою черной наклоняясь
В темном зеркале канала спали
Опрокинувшихся зданий стены
И в воде мерцали стекла окон,
Что в заре вверху дома горели.
Не у этих ли решетки видел
Достоевский Настеньку когда-то
Как она глядела безнадежно
В ту же воду сонную канала.
И в ту ночь заря с печалью тихой
Отражалась в окнах, как сегодня
А в зеленом небе золотился
Тот же самый шпиль Адмиралтейства.
В тишине шаги звучали эхом,
Когда шел я гулким переулком,
Где во мгле домов пустуют стены
За глухою линией заборов.
И все так же эхо повторяет
Одинокий шаг осиротелых
Тех, кто Настеньку свою утратил
Белой ночью, средь пустынных улиц.
Июль — декабрь 1922. Петербург
A.I.S.M.H
Я стоял на горе высокой,
Где твердыня Литвы была,
Подо мной лесной полуостров
Огибала Неман-река.
Я глядел на лесные дали,
На зубцы прибрежных холмов,
И развалин холодные камни
Рассказали мне старый сон.
Ветер дул, и ко мне доносился
Смольный запах заречной сосны
Тех лесов заповедных, что в Ковне –
За пределом моей страны.
Древний камень руин крошится
И обломки башни – в реке, Т
очно Хронос стереть стремится
Величавую память лет.
Я унёс, с холма спускаясь,
Острый камень ржаво-седой,
Чтобы стал талисманом тайным
Мне в далеких странствиях он.
И пришлось пилигримом скоро,
После трудных и странных дорог,
Принести на иную гору
Заповедный осколок тот.
И во имя чего – не знаю,
Но был тайный голос мне:
Тот осколок острый и ржавый
Закопать в Гедимина горе.
И никто никогда не узнает,
Где лежит тот братский привет,
Где зарыт таинственный камень,
Величавых свидетель лет.
1930
Архиепископ АЛЕКСИЙ (ДЕХТЕРЕВ)
(1889-1959)
Архиепископ Виленский и Литовский возглавлявший литовскую кафедру с 1955 года до последних дней. Родился в Вильне, окончил виленскую классическую гимназию, затем Морское училище в Либаве со специальностью штурмана дальнего плавания. Печатал стихи в виленской газете «Северо-западный голос». Издал книгу стихов «Неокрепшие крылья. Стихотворения, 1905-1906» (Вильна, 1906). Писал о морских путешествиях в журналы «Вершины» и «Вокруг света».
С 1923 года проживал в Болгарии, где работал с детьми эмигрантов в качестве сотрудника Отдела школьного воспитания русских детей, учитель гимназии в Тырнове и Шумене. Основатель и руководитель интерната «Моя маленькая Россия». Публикует статьи на тематику воспитания детей в журналах: «Русская школа за рубежом» и «Вестник Педагогического бюро по делам средней и низшей школы за границей». В Болгарии выходит ряд его книг: «Смерть игрушки. Рассказы» (1929), «С детьми эмиграции. 1920—1930», «Моя маленькая Россия», «SOS. Во всеоружии сердца» (1931), «Розовый дом: рассказы: 1921—1932 гг.» (1932). Публикуется в газетах «Русский голос» (Львов), «Русский народный голос» (Ужгород), «Рассвет» (Чикаго), «Русский голос» (Белград), «Молва», «Меч» (Варшава), «Православная Карпатская Русь» (Ладомирова).
К БОЛЬНОЙ МАТЕРИ
О бедная мама, страдаешь не вмеру, —
Болезнь изнурила тебя...
Ты верить уже перестала в спасенье
И мучишь сомненьем себя.
Бывало ночами, в мучениях страшных,
Не спав, удалялась ты в зал...
Упав пред иконой, молилась там страстно,
Чтоб Бог исцеленье послал.
О милая мать, не теряй-же надежды —
Не будешь ты вечно больной,
Не думай, что Бог не увидит мучений
И слез пред иконой святой.
1905
ПЕСНИ МОРЯКОВ
I.
Волнуется море пред сильной грозой,
И чудится горе в стихии немой.
Валы за валами, вздымаясь, бегут,
Большими горами на берег ползут,
И точно вздыхая, на скалы упав,
Леса оглашая, как-будто устав,
Ревут эти волны в борьбе со врагом,
Отвагою полны, грохочут кругом.
Ревите! Ревите! Но солнце взойдет,
И пламенем ярким весь мир обольет.
И будете мирно тогда вы дремать,
Лишь горе былое порой вспоминать.
II.
Бурно могучее море,
Гибелен рокот волны...
Ширь необъятна во взоре,
Смелостью все мы полны.
У моря в бурю родились,
Жили до года сего...
Юными здесь веселились —
Нам-ли бояться его?
Ведаем часто мы горе,
Бури суровы подчас.
Это-же бурное море
Корм и жилище для нас.
Нет у нас более милой
Матери здесь, чем оно.
Пусть-же и будет могилой
Чистое, мягкое дно.
ГЕОРГИЙ ДЕШКИН
(1891 - 1963 (?))
Поэт и эсперантист. Родился в Вильно в семье служащего железной дороги, окончил Виленскую гимназию (1909). Гимназистом дебютировал в виленских журналах «Зорька», «Крестьянин», «Молодые порывы». До 1915 года жил в Вильно, служил на железной дороге, с 1921 года живёт в Москве. Член Союза эсперантистов СССР, член правления и управляющий делами Всероссийского Союза Поэтов, член правления и секретарь «Литературного Особняка». Издал книги стихов «Стихотворения» (Вильна, 1909), «В великие дни: (Март 1917 г.): Стихи» (Гомель, 1917); печатался в сборниках Союза поэтов «Лирика».
Посвящается Елене Николаевне Небогиной.
Я создал мир себе иной -
То мир фантазии моей.
Он предо мною как живой,
Мой мир теней,
Я уношусь с мечтой моей
Туда, куда никто не мог
Еще проникнуть из людей -
Там мой чертог.
Там отдыхаю я душой
От шума суетнаго дня,
Там предо мною мир иной -
В нем жизнь моя…
Вильно, Сентябрь 1919 г
НОЧЬ
Ничто не сравнится с дыханием ночи,
Когда с неба очи
Мерцающих звезд направляют свой взор
На мира простор,
И сад, освещенный лучом серебристым,
Наполнен душистым
Цветов ароматом, цветов расцветающих
Благоухающих.
А в жасмина кустах в тишине раздается
И льется
Соловьиная песня призывная,
Дивная.
Исчезает тоска, и душа для любви раскрывается,
Постигается
Тайна ночи, очами мерцающей,
Призывающей…
В ЛЕСУ
Сквозь густые иглы сосен
Солнце еле проникает,
На траву и на деревья
Пятна яркия бросает.
Ароматом земляники
Веет в воздухе смолистом,
И цветами повилики
Разукрашен мох пушистый.
Полон жизни лес угрюмый,
Все в нем движется и дышет.
Песни птичек раздаются,
Ветерок траву колышет.
А с горы струею чистой
Ручеек, журча, сбегает.
Воздух свежий и душистый
Грудь усталая вдыхает…
* * *
«Люблю тебя», ты нежно мне шептала…
О, как хорош тот тихий вечер был, -
Природа, утомясь за день, едва дышала
И кроткий лик луны задумчиво светил.
Сидели молча мы. Блаженство неземное
Я чувствовал, смотря в лицо мне дорогое…
В саду пел соловей. Дыханье затая,
Ему внимали мы, его мы понимали…
Я помню вечер тот, о, милая моя,
Я помню радости былыя и печали.
И прежний образ твой, блистая красотой,
Всегда стоит в сияньи предо мной…
* * *
Посмотри - освещенный лучами луны,
Сад покрыт серебристой окраской,
И нам шепчет средь теплой ночной тишины
Он печальныя сказки свои,
Позабытыя, старыя сказки.
Шепчет он о блаженстве промчавшихся дней,
О блаженстве, уже невозвратном,
Говорить о любви миновавшей твоей,
О тоске и страданьях безсонных ночей
И о страсти моей необъятной.
Ты подслушала-ль сказки его в эту ночь,
В эту ночь тишины и покоя?..
. . . . . . . . . . . . .
* * *
Бледно на землю глядела
С темнаго неба луна,
В речке заснувшей блестела
Кругом волшебным она.
Робко деревья шептались,
Слышался шелест ветвей,
В странную песню сплетались
Отзвуки речи твоей…
Голос твой, полный печали,
Чудныя очи твои
В сердце моем начертали
Тихую повесть любви…
ГИМН ВЕСНЕ
С голубого небосклона
Льет прозрачный свет луна,
Серебристыми лучами
Вся земля освещена.
В роще темной, за рекою,
Не смолкают соловьи.
Ночью тихой, ночью теплой,
Гимн весне поют они…
"Из страны далекой юга
К вам, леса родной страны,
Прилетели мы послами
Легкокрылыми весны.
Слава весне, победившей
Царство суровой зимы,
Слава весне, возвратившей
К жизни поля и холмы.
Распустились листы,
Появились цветы.
На полях и в лесах
Все растет, все цветет,
В голубых небесах
Веет птиц хоровод
Мы опять, опять вернулись
К вам, родные небеса,
К вам, поля, долины, горы,
К вам, зеленые леса…
В роще темной, за рекою,
Не смолкают соловьи.
Ночью тихой, ночью лунной
Гимн весне поют они.
От юности, как от пожара,
Лишь пепел выстлал сердца дно...
Стучится сгорбленная старость
В заиндевевшее окно.
А там и смерть рукой костлявой
Неумолимо постучит...
Но счастья, радости и славы
Не доверялись мне ключи,
И вот, тоскуя, вспоминаю
Невозвратимую весну,
И за соломинки минут,
Как утопающий, хватаюсь…
Москва, 1921.
* * *
Смертельно устало тело.
И хочет только покоя...
Но парус на море белый
Душе навевает иное. -
Зовет к бесцельным скитаньям,
К далеким, далеким странам...
Ах, нет предела мечтаньям,
Мечтаньям, всегда обманным!
Москва, 1923
МОЯ ДУША
Я клоун в жaлком балагане,
Кривляюсь, прыгаю за грош.
Вся жизнь моя прошла в тумане,
Вся жизнь моя - обман и ложь.
В наряде, ярко-полосатом,
С мукой обсыпанным лицом;
Я зазываю, как глашатай,
Зевак перед моим крыльцом.
И для дешевых развлечений
Они приходят в балаган,
Где продан непродажный гений
За позолоченный обман!
Москва, 1923.
Долматовский Евгений (1915-1994)
ЕВГЕНИЙ ДОЛМАТОВСКИЙ
(1915-1994)
Советский поэт-песенник, автор слов многих известных советских песен. Член Союза писателей СССР. Первые стихи начал публиковать в пионерской прессе во время учёбы в педагогическом техникуме. В 1932—1934 годах работал на строительстве московского метро. В 1937 году окончил Литературный институт им. Горького. В сентябре 1939 года в качестве военного корреспондента находился в действующих частях РККА «передислоцированных» из СССР в Вильно. Был одним из организаторов выпуска советских изданий на реквизируемой типографской базе местной виленской «белогвардейской газеты» «Русское слово».
Наибольшую известность принесли написанные на его слова песни «Добровольцы», «А годы летят» М. Г. Фрадкина, «Любимый город», «Лизавета» Н. В. Богословского и «И на Марсе будут яблони цвести» (В. Мурадели).
КАРТОГРАФ
Здесь были рек кривые строчки,
Равнины, горные места,
Далеких городов кружочки,
Границы жирная черта.
Уж голубою краской яркой
Картограф обводил моря.
Работа вся пошла насмарку
Семнадцатого сентября.
Под Гродно и под Белостоком
Короткий вихрь отбушевал,
И снова на листе широком
Картограф карту рисовал.
А мы уехали на север,
Где руку занесла война.
Была зима, балтийский ветер,
Артиллерийская страда.
Меж тем картограф кончил карту.
Работой любовался он.
В ночь на тринадцатое марта
Ворвался в Выборг батальон.
Картограф начал труд сначала.
Мы вышли к синему Днестру,
Нас Бессарабия встречала,
Держа знамена на ветру.
Увы, картограф! Что нам делать-
Ты карту кончишь, наконец.
Но тут, восторженный и смелый
Матрос какой-нибудь, юнец
Пойдёт на зверобойном боте,
По неизведанным местам
И, помешав твоей работе,
Он острова откроет там.
Картограф, я тебя жалею-
Как жизнь на карты нанести?
Но знаешь, нам пришлось труднее,
Ты нас уж как-нибудь прости.
1940
ГРОЗА
Хоть и не все, но мы домой вернулись.
Война окончена. Зима прошла.
Опять хожу я вдоль широких улиц
По волнам долгожданного тепла.
И вдруг по небу проползает рокот.
Иль это пушек отдаленный гром?
Сейчас по камню будет дождик цокать
Иль вдалеке промчится эскадрон?
Никак не можем мы сдружиться с маем,
Забыть зимы порядок боевой -
Грозу за канонаду принимаем
С тяжелою завесой дымовой.
Отучимся ль? А может быть, в июле
По легкому жужжащему крылу
Пчелу мы будем принимать за пулю,
Как принимали пулю за пчелу?
Так, значит, забывать еще не время
О днях войны? И, может быть, опять
Не дописав последних строк в поэме,
Уеду (и тебе не привыкать!).
Когда на броневых автомобилях
Вернемся мы, изъездив полземли,
Не спрашивайте, скольких мы убили,-
Спросите раньше - скольких мы спасли.
1940
В ЕВРОПЕ ЕСТЬ СТРАНА - КРАСИВА, АККУРАТНА...
В Европе есть страна — красива, аккуратна,
Величиной с Москву — возьмем такой масштаб.
Историю войны не повернешь обратно:
Осело в той стране пять тысяч русских баб.
Простите, милые, поймите, я не грубо,
Совсем невмоготу вас называть «мадам».
Послушайте теперь охрипший голос друга.
Я, знаете, и сам причастен к тем годам.
На совести моей Воронеж и Прилуки,
Всех отступлений лютая тоска.
Девчонок бедных мраморные руки
Цепляются за борт грузовика.
Чужая сторона в неполные семнадцать...
Мы не застали их, когда на запад шли.
Конвейером разлук чужим годам сменяться.
Пять тысяч дочерей от матерей вдали.
Догнать, освободить поклялся я когда-то.
Но, к Эльбе подкатив, угас приказ — вперед!
А нынче их спасать, пожалуй, поздновато:
Красавицы мои вошли в чужой народ.
Их дети говорят на языке фламандском,
Достаточно прочны и домик и гараж,
У мужа на лице улыбка, словно маска,
Спланировано все — что купишь, что продашь.
Нашлись и не нашлись пропавшие без вести.
Теперь они навзрыд поют «Москва моя»,
Штурмуют Интурист, целуют землю в Бресте,
Приехав навестить родимые края.
1967
ЮРИЙ ДАЛЬ
(1901-1940?)
Русский поэт живший в межвоенный период в Вильне, Друскениках, Ландварово. Сборник стихов «Полеты» (1939) с рисунком парящего орла, впоследствии давшего основание упоминать его как «Орлиные полеты», содержит стихи на военные и российские патриотические темы. Это по видемому последняя книга стихов, изданная в Вильно перед Второй мировой войной на русском языке.
НА ВЫСОТЫ!
Нет в мире большего гиганта,
чем наша русская страна,
и не было еще таланта,
какого б Русь не создала.
Пусть будет, что судьбой жестокой
терпели мы монгольский гнет,
что смута бороздой широкой
прервала наш славянский лет.
Пусть испытания нашествий
в стране оставили свой след
и годы бунтов и безчестий
повергли Руст в стихию бед.
Но, проходя огонь и муки,
моя безсмертная страна
из стали выковала руки
и сталью залила сердца.
И если грохот потрясенья
моей страны не поразил,
напрасны будут опасенья,
что Росс в дерзаниях остыл.
На протяжении столетий
народ не раз спасал страну
и, свергнув гнёты лихолетий,
взвивался бурей в высоту.
Такой народ достоин хвалы
и прав на свой природный быт,
такой народ взрывает скалы,
такое племя - динамит.
Сорвут славянские титаны
оковы новаго рабства,
залечат травленыя раны
и кровью смытыя сердца.
Утихнут страсти вожделений,
умолкнут взрывы и раздор
и силой жизненных велений
Россия выйдет на простор.
На смену ужасам и мукам
придет прощение и мир,
народ найдет тропу к наукам,
к труду и звукам славных лир.
Семья славян объединится
в единый, жертвенный союз,
в сердцах любовь воспламенится
и вспыхнет пламя вечных муз.
Славяне выйдут на высоты,
они такими рождены,
они - орлиные полеты,
они - дерзающие львы!
Варшава, 1938.
У РУДНИКА
Из цикла «Царская семья».
Там, где лежат «Четыре брата»,
с благоуханием весны,
над местом тайнаго распятья,
в порыве сказочной любви,
рыдая, падают в объятья
четыре царственных сестры.
Их обескровленныя лица
и бледность хрупких, нежных рук
румянит алая зарница,
смячая след минувших мук.
И как прозрачныя вуали,
четыре призрачных мечты,
четыре бледныя печали,
одев на головы венки,
без слов, без слез, уходят в дали-
как неразгаданные сны.
Когда в лучах зари багряной
позолотятся небеса -
над притаившейся поляной
в тот день слышны их голоса.
- «Забыли мы свои мученья…
и нашу жертву… мы чисты…
мы всем несем в сердцах прощенье…
мы неразлучны… мы дружны…
сегодня наше обрученье…
наш первый, светлый день весны…»
. . . . . . . . . . . . . .
и стихнет вновь рудник угрюмый
на долгий, жуткий, мрачный год.
1939
ПЕХОТЕ
Низины Пруссии, Сольдау,
кровавый Грюнвальд, Августов,
равнины Лодзи и Варшавы,
болота Вильна, Прасныш, Львов,
рвы Перемышля и Влодавы,
без блеска, почестей и славы,
без меры проливая кровь,
ты устилал в боях телами
и грудой русских черепов -
Перед тобой была лишь смерть,
она была с тобою всюду,
в ней видя верную подругу,
ты шел, как волк, вздыбивши шерсть,
в разбушевавшуюся вьюгу…
Травимый яростными псами,
ты окруженья прорывал,
ты огрызался лишь клыками
и, путь себе пробив штыками,
ты молча, в муках умирал.
Крепясь безсмертной, русской песней,
ты шел в неведомый поход,
ты гибнул массами без вести,
ты шел топиться на Стоход,
за бурный Прут, в румынский край,
в страну болгар и за Дунай,
смывал ты кровью край австрийский,
мессопотамский и галлийский,
храня суворовский завет
средь поражений и побед…
Когда голодный, без патронов,
без пулеметов и орудий,
срываясь бурей на тевтонов,
ты бешеным напором грудей,
ударом граненых штыков
срывал колючия рогатки
и, в буре рукопашной схватки,
ты рвал бетон, сметал врагов,
идя сквозь смерч стальных гранат
сквозь дым, огонь, сквозь смерть и ад.
ЗАВЕТ
Мне показалось, что я молод -
мне было тридцать восемь лет -
забыл я нищету и голод…
изгнанье… гнет… я поднял молот
и стал выковывать завет.
Как все и я блуждал порою…
и я искал пути во мгле -
на шел… на злобу сатане,
пошел я новою тропою
и слава каждому герою,
кто смело путь пробьет в скале.
Быть может дерзкой волей рока,
средь бурь, мне было суждено,
устами новаго пророка
сорвать с людей покров порока
и вскрыть таящееся зло.
И, если силой неземною
средь миллионов, выбран я
зажечь в сердцах волну огня -
пусть будет… жребий вынуть мною…
рискуя даже головою,
пойду я слова не тая.
Мы ничему не научились,
хоть нас учил зловещий серп -
зачем же стоки крови лились
и сонмы душ и тел растлились!
к чему даны мильоны жертв!
Уж четверть века смута длится -
в стране - свирепствует террор,
за рубежом - вражда и спор,
а зло в дальнейшем коренится
и здесь и там зловеще тлится,
врагам на радость - до сих порю.
Мы никогда не понимали
чем был наш сказочный народ -
безумных жертв - не оценили,
его глубин - не постигали…
мы проходили через брод.
Народ наш спал по принужденью
тяжелым, долгим, мертвым сном -
он нам казался лишь глупцом,
достойным выполнять веленье,
его-же бурное стремленье,
мы проглядели - за крестом.
Россия! - ею мы смущались,
гнушались слова - патриот,
всего славянскаго чуждались -
иным богам мы поклонялись -
иному пели сотни од.
Мы проглотили нашу славу
- богатство долгих сотен лет,
забыли тысячи побед
и, подрывая мощь булавы,
мы нашу, Русскую державу,
толкали в пропасть зла и бед.
Кто подготовил бунт стихийный
страну разверзнувший до дна?
кто вызвал ужас замогильный
и оказался вдруг безсильным
сдержать лавину октября?
Теперь гнетет нас ожиданье,
разсеянье, вражда и плен,
тиски нужды, разврата тлен,
лукавых мыслей истязанье,
тупик, отсутствие дерзанья
и жажда быстрых перемен.
А нас природа одарила
полетом, волей и умом -
богато нас земля вскормила -
судьба к дерзаньям побудила,
в огне сковала боевом!!!
Нас губит жажда дикой мести
и здесь и там. К чему она
страна и так разорена
чумой и ядом жалкой лести,
попраньем логики и чести
и мраком пошлости и зла.
Свои-же собственные вины
взвалить хотим мы на народ -
как в старь и ныне гнутся спины -
довольно длится гнет звериный,
кровавый выжимая пот!
Довольно клятв и обещаний,
сулящих близость всяких благ!
довольно лжи! Довольно плах!
довольно адских истязаний,
смертей и гнусных покаяний!
довольно крови в погребах!
Та кровь пролитая - нас вяжет,
она все споры разрешит!
та кровь пролитая - обяжет!
та кровь - еще себя покажет!
та кровь - безумием горит!!!
Наш гнет нам будет искупленьем
и здесь - и там. Ведь мы равны!
мы сыновья одной страны!
и не порвут нам братских звеньев
кровавым, зверским изступленьем
послы слепые сатаны.
Найдется грязный искуситель
поправший честь моей страны -
найдется истинный вредитель,
палач, убийца и растлитель
больного тела и души.
Я подожду! - настанет время,
когда окрепнет мой народ
и час возмездия пробьет -
когда стальным ударом в темя,
сметет он избранное племя
и честь земли своей спасет!
Свершится все само собою,
когда ударит люд в набат -
когда мильонною волною
пройдет он бурей над страною
и водворит в России ад.
Тогда настанет суд народный,
жестокий, быстрый и прямой -
он грянет громом над Москвой!
тиранов свергнет люд голодный,
как месть - безжалостный и злобный
- то уготовано судьбой!
И стихнет буря. Всколыхнутся
в народе пламенном сердца -
сердца достоинством забьются!
как никогда - сердца сольются!
сердца зажгутся - как заря!
Страна из бедствия воспрянет -
страна излечится от ран -
на удивленье вражьих стран
эпоха новая настанет -
Русь размахнется! Русь возстанет!
Русь станет гордостью славян!!!
Нас будет триста миллионов!
создастся грозный монолит!
не страшен будет вой драконов,
ни рык макак, ни штык тевтонов,
ни сталь, ни газ, ни динамит!
Но если все-же кто посмеет
семью славян задеть войной -
тот незадачливый герой
пожнет сторицей, что посеет -
дни Тамерлана побледнеют,
когда восток сорвется в бой!
Зажгут славянские гиганты
огнем войны сердца славян!
тогда восточная Антанта
пройдет с Москвы - до Аликантэ
и брызнет кровью океан!
Пора! - Должны утихнуть споры!
Готова смена юных лет!
Редеет мгла! - Мерцает свет!
Схватились в распре волчьи своры!
Пора уж осмотреть затворы
и с честью выполнить обет!
- "Любить ревниво край свой славный -
беречь достоинство славян -
в народ войти, как равный с равным -
поставить труд заданьем главным
и в бой ходить - как ураган!" -
Гордись-же Росс своей страною
и верь в свой жертвенный народ!
уж близок новый славный год,
когда победною тропою,
с открытой гордо головою,
придет к булаве — патриот!
1939
ДВИНСКИЙ МИХАИЛ
(1923-2015)
Русский поэт и переводчик. Участник Великой отечественной войны. Окончил Рижское высшее инженерно-авиационное военное училище. После окончания служил в Горьком на радио инженерных должностях. В 1958 году переведен в Вильнюс (Ново-Вильню) старшим преподавателем авиационно-технологического цикла, затем цикла самолетного радиооборудования Школы младшего авиационного состава (ШМАС). До увольнения в запас по выслуге лет в 1968 году преподаватель электротехники и радиотехники электротехнического цикла в Вильнюсском радиотехническом училище войск ПВО. После выхода в запас в звании майора в 1968;года занялся литературной деятельностью, в качестве псевдонима взяв фамилию своей матери. Иронические, сатирические стихи, афоризмы, публицистика, стихотворные переводы с литовского и других языков печатались в антологиях и сборниках литовской поэзии на русском языке, журналах «Знамя», «Новый;мир», «Октябрь», «Москва», «Дружба;народов», «Звезда», «Нева», «Аврора», «Молодая;гвардия», «Крокодил», «Вопросы;литературы», «Человек и закон», «Дружба», «Литва;литературная», «Вильнюс», в сборниках «Эстрада», «Дружный смех», в еженедельниках «Литературная;газета», «Литературная Россия» и других российских и литовских периодических изданиях, в переводе на литовский язык - в журналах «Pergal;», «;luota».
Переводил стихи литовских поэтов: Эдуардас Межелайтис, Юстинас Марцинкявичюс, Альгимантас Балтакис, Вацис Реймерис, Рамуте Скучайте и др. Издал три сборника своих произведений.«Букет крапивы» ( Вильнюс: Vaga, 1980), «Суп из Жар-птицы» ( Вильнюс: Vaga, 1987), «Кирпичи из-за пазухи» (Вильнюс: Понедельник, 2000).
ДУМЫ О ДЫМЕ
Первоклассник Мылов Мишка
Брата старшего спросил:
«Для чего, чудак, дымишь ты
Ведь противно — нету сил!»
«Ну и что? Зато — солидно!
Взять кино: ученый видный
Или следователь-ас
Крупным планом целый час
В озарении великом
Все покуривает с шиком
И заглатывает дым
С выраженьем волевым...
Быть мужчиной настоящим
Помогает мне табак!»
«А штангист? Он некурящий...
«Значит, попросту слабак».
«Понял! Ямина Марина —
Настоящая мужчина!
Дым пускает через нос,
Словно древний паровоз!»
КОНТРАТАКА
В телерадиоотделе
Зоя, Катя, Флора, Нелли
Без занятий не сидели —
Совещались не спеша:
О взбесившейся погоде,
О Маргошкином разводе
Да о том, что у Володи
Не душа, а так — лапша...
Вдруг откуда-то некстати —
Сиротливый покупатель,
Робкий дылда и мечтатель:
«Как бы... вы бы... мне нужна...»
Прожигая гневным взором,
Нелли, Зоя, Катя, Флора
Возгласили стройным хором:
«Много вас, а я одна!!!»
Оскорбитель повинился,
Боком, боком удалился...
Снова диспут распалился —
Понемногу обо всем.
И вздохнула томно Катя:
«Ох, кабы не покупатель,
Вечно лезущий некстати,—
Быть неплохо продавцом!»
ПАНЕГРИК ЛОКТЯМ
Не ищу я кривых путей —
Напрямик, напролом иду.
Мощь моих молодых локтей
Конкурентов сметет орду.
Не люблю утомлять язык,
Не привык напрягать мозги.
Против всяческих закавык
Локти — лучшие рычаги.
Мне заискивать ни к чему.
Тихой сапой не рою ям.
Кто там мямлит: «Почет уму...»?
Пойте славу стальным локтям!
1982
ДЕКАНИДЗЕ ГЕОРГИЙ
(1937-2010)
Родился в Грузии, в Тбилиси. В Литве жил с 1960 года. Стихи публиковал с начала 90 -х годов, они декламировались на сцене Вильнюсского Русского драматического театра в музыкально драматическом спектакле «Ночи без сна» в репертуаре ВИА «Купе». Являлся одним из учредителей литовского республиканского общества МАПП, с 2008 по 2010 год был Президентом этого общества. Удостоен Союзом писателей России Золотой Есенинской медали. Стихи были напечатаны в сборнике «Ступени» (2013, 2015). Похоронен на еврейском кладбище в Вильнюсе.
ПЁТР I
Я в Медном Всаднике узнал Петра,
Великого, как матушка Россия.
Взгляд орлий — жарче углей из костра! -
Сверкает, мир буравя, сталью синей.
Его пытливый просветлённый ум
Позволил в руки прочно взять державу.
Царь и народ. Соединенье дум.
И — вечная императорская слава!
В Россию бы сейчас его вернуть,
Хотя бы лет на двадцать или тридцать.
Он бы наметил лапотникам путь
И научил чиновников трудится.
И ни к чему России балаган
С ордой лукавой, лживой и корыстной.
Награбились! И хватит. По углам!
Мешать не надо, -
Строить, жить и мыслить.
На всю Расею балаганит шут.
Не видел мир ещё таких концертов!
Я чую, как тоскует царский кнут
По дураку, кого побьют и в церкви…
ОЛЬГА ДЕНЬКОВСКАЯ
(1944)
Поэт, прозаик – пишет исторические очерки времён Второй мировой войны. Родилась в Германии, в Бранденбурге, в лагере (филиал концлагеря Захсенгаузен) в семье репатриированных. Училась в Беларуси. В прошлом работала в Госбанке, в промышленности и сфере управления. Учредитель, основатель и первый председатель литературного объединения «Логос», в настоящее время – его почётный председатель. Составитель 3-х томного сборника объединения - «Ветви на ветру». Публиковалась в сборниках «Ветви на ветру», альманахах «Литера», «Ступени», «Зов Вильны» и др. Член МАПП.
В НАГОРНОМ ПАРКЕ
В Нагорном парке вечереет,
Снежит. И память ветром веет…
Как воздух чист! Снег ослепляет.
В снегу и шарф, и воротник,
И куст от снега чуть приник,
Но мне чего-то не хватает…
Гора, река, весны начало –
Неотделимы от судьбы,
И сосны в парке, как грибы...
Вот рядом птица прокричала –
Всё повторяется искони,
И город весь как на ладони.
1991
НЕДОШИТАЯ СКАТЕРТЬ
В честь Победы в Великой Отечественной войне
Недошитая скатерть,
Что на дне сундука –
Это всё, что осталось
Из того далека…
Недошитая скатерть
Из-за чьей-то вины –
Это горькая память
От прошедшей войны…
Это мамина память,
Как несбывшийся сон…
Это всё, что осталось
Из прошедших времён…
Недошитую скатерть
Как реликвию чту –
Эту женскую память
Я всю жизнь берегу…
Будут внуки жениться –
Стану стол накрывать.
Эта скатерть, случится,
Мне напомнит опять
О любви, столь беспечной,
О несбывшемся сне
И о доблести вечной –
Где-то там, на войне…
2005
***
Приветствую тебя отныне,
Литовский Иерусалим,
Твой странник, страждущий в пустыне,
Тоской и верностью томим.
Куда судьба меня манила,
В Нагорный парк – рукой подать.
Какая сила отменила
В верхах задуманную казнь?
К безумству зла нисходит жалость.
А долго ли мой крест нести?
А стража где? Что! Разбежалась?
Разверзлись камни на пути?
Гуманитарную заботу
Везут со всех концов гонцы
Чрез «Эфраимские ворота»
Во «Хасмонейские дворцы».
Ликуй и радуйся, столица!
Храни тебя мой Херувим.
И снова Бога видит в лицах
Мой новый Иерусалим.
Незримое. Святое.
Запретное – не преступи!
Свершилось Чудо Вековое –
Литовский Иерусалим.
ДЕРКАЧ АЛЕКСАНДР
(1947)
Художник-график. Лауреат и дипломант конкурсов поэзии, проходивших в Литве и России. Публиковался в сборниках и альманахах поэзии и в литовской республиканской периодической печати. Член МАПП. Родился в Украине, после демобилизации из рядов советской армии живёт в Каунасе.
***
Ты — колдунья? Ответь, колдунья?
Хороводы колючих звёзд
Почему заставляют думать
О метели твоих волос?
Почему на призыв разливов
Голубых, чуть раскосых глаз
Я никак не могу разозлиться?
В чём волшебная наша связь?
То теплом ты меня приласкаешь
То морозом в лицо дыхнёшь,
То дождями расплачешься, каясь,
То, не зная куда, зовёшь…
Ты не март, а весёлая Марта
С талой синью снегов в глазах
Если что-то мне и не понятно…
Но любовь обвинить — нельзя!
Ты — колдунья?
***
Ухожу в золотой листопад
Сочной памяти, и не спеша.
Благовест у иконных лампад
Учит верить, любить и прощать.
Слава взору иконы святой –
Не за моду и не за престиж!
В этой жизни, отнюдь не простой,
Мне простили бы... Я же простил.
***
Грешен. Каюсь. И снова грешу.
Покаянья тебе безразличны.
Я не трагик, не комик, не шут,
Не преступник, что взят был с поличным.
Все, что было, то было, ушло...
И ушло навсегда, безвозвратно.
Но опять мало дел – много слов.
Измениться б, да вряд ли. А рад бы.
***
Плачу добром я за добро,
Дарю улыбку за улыбку,
Делюсь душевным серебром
Самопожертвенно, открыто.
Благодарю людей за все –
За радость жизни в мире бренном.
Скрипучий снег, весенний сок,
За летний жар и дождь осенний, –
«Спасибо» Богу говорю.
За жизнь – родителям «спасибо».
Я за добро – добро дарю
Во благо благ, во силу силы.
***
Во благо свет, а благо свято,
И благодатна Жизнь Святых,
Но так, чтоб было все понятно, –
От слез Святых, Святой воды.
От горя плачем, плачем молча,
Молитвой просим всем помочь,
Мы понимаем, что иначе
Изгиб судьбы не превозмочь.
Нам Солнце: «С добрым утром,
здравствуй!» –
На счастье в жизни говорит,
Во благо света все, что свято,
Чтоб мы сумели сохранить.
ДИДУСЕНКО МИХАИЛ
(1951-2003)
Родился и жил в Вильнюсе на ул. Людо Гирос 29 кв. 6, учился в Вильнюсском педагогическом институте. Пробовал силы на сцене, работал электриком, сторожем, журналистом. Был редактором молодёжной литовской газеты «Комьяунимо теса» выходившей на литовском и русском языках. Первые публикации вышли в 1973 году в литовской и российской периодической печати, опубликованы несколько подборок стихов в московском журнале «Знамя». Первая книга стихов «Междуречье» (1988). С начала 80-х в неоднократно менял места жительства в поездках между Вильнюсом и Ленинградом, в завершении стал безадресным российским бродягой без документов. В этот период нищенства, номинирован на премию Антибукер. Умер в Подмосковье, в пос. Расторгуево, как «неизвестный мужчина» пролежав в морге около недели. Похоронен на расторгуевском кладбище. Поэтические книги «Полоса отчуждения» (2004) и «Из нищенской руды» (2006) были изданы посмертно.
ОСЕНЬ В САДИКЕ МОНЮШКО
Движением порывистым и грубым
она сожмёт обветренные губы
и повернёт усталое лицо,
посмотрит безразлично или праздно,
но ты судить не можешь беспристрастно,
заметив обручальное кольцо.
Едва дымится утро над домами.
Сейчас ты встанешь, наблюдатель мой,
и все слова, не сказанные вами,
ты выдумаешь сам, придя домой.
Так с кем обручена Козлова Флора
Иосифовна, кто такой Козлов
и почему всё делает назло?
Козлов – инспектор райгоспожнадзора.
Едва дымится утро над домами,
как будто отсыревшими дровами
обложен город был и подожжён,
и отдан горожанину на откуп.
Семейная двухвёсельная лодка
скрипит всю ночь под управлением жён.
Мы на мели. Неведомо куда
уходит ночи тёмная вода,
и вот уже в тумане развиднелись
изгибы школы Саломеи Нерис.
Богиня Флора, осени цветок,
зажгла костёр и чистит водосток.
Её Козлов уходит на работу.
Он походя приветствует жену: –
Привет, форелька!..
Ты идёшь ко дну,
А город наш уже приплыл в субботу.
Когда-нибудь изгибы «саломейки»
вас приведут к таинственной скамейке,
и будет склад похожим на костёл,
и женщина в оранжевом жилете
вновь унесёт из вашего столетья
охапку жёлтых листьев на костёр.
***
Ещё не повымерли люди,
которым литовское тесно,
а польское впору.
Ещё по углам старики доживают –
на идише шьют, на иврит нашивают.
И есть на Заречной печальная местность,
где мы изучали родную словесность.
Но месяц от месяца твёрже и чаще
талдычат – древнейший,
твердят – настоящий,
и я, уж на что мне бывает хреново,
нет-нет, да и вставлю литовское слово.
По дурости нашей
займусь переводом и вспомню:
«За вашу и нашу свободу!»,
«На сало Россию свою променяли» –
и не переводятся «лайме» и «мяйле».
***
Ну, что, дружок, пора смываться?
Ты – на каруцу, он – в арбу.
Страна невиданных новаций
давно нас видела в гробу.
Такой бы взгляд назвать бы узким,
но нет, на горестной земле,
в чужом пиру похмелье русским,
на этот раз тебе и мне.
А ты, старуха-клеветница,
еще напомни, что «круты
в чужом дому… Зато страницы!..
А вообще-то всё, кранты».
По плечику меня похлопай,
пощелкай пальчиком по лбу –
хорош, мол, будешь в их Европах
с российской музой на горбу.
Итак, усмешливая муза,
ты как обычно ни при чем.
Мы отсмеялись от Союза –
сиди же за моим плечом.
Наймем какой-нибудь вяжимас*
и станем мирно кочевать
среди неведомых режимов,
до Лукоморья, твою мать!
__________________________
* вяжимас — повозка
***
Был перерыв на железной дороге.
Мимо затопленных дачных участков
Я и пошел, размышляя о Боге,
Что в эту зиму случалось нечасто.
Вьется тропа в полосе отчужденья.
Насыпь. Щебенка. Чумазые снеги.
Ни оправдания, ни осужденья –
Нет ничего в холодеющем небе.
За обижающих мя помолиться
Сил моих нет и желания.
Мало ли Что нащебечет веселая птица
Над креозотными чёрными шпалами.
Сам бы чирикал, хотя бы и некому.
Только сегодня и сыро, и муторно.
Быть виршеписцем – занятие беково.
Так-то вот, Господи! Метров полутора
Мне не хватает до Вашего облака,
И никого – ни навстречу, ни спутником.
Разве что птица – настойчиво около,
Как Вы за облаком, прячась за прутиком.
Семь километров – не расстояние.
Шел бы и дальше, но только куда идти?
Вышли бы да предо мной постояли бы –
Что же Вы больно так сердце мне давите!
***
За что, Господь, смеешься надо мною,
Что то же самое и над моей страною?
Когда подумать, мелки мы Тебе.
Ну, что смешного? По уши в судьбе
Сидим, как пан Мюнхгаузен в болоте,
И за чуприну дергаем себя,
А нам твердят: зачем вы так живете?
Не веря, не надеясь, не любя...
И вновь смеешься, словно бы жалея,
А может быть, и плачешь, – не понять,
Но ложка звякает в стакане на столе, и
Не льет по водостоку благодать.
Придет весна – тогда и пальцем тыкай,
Попробуй побольнее уколоть,
Но в январе, зимою этой дикой,
Чему ты улыбаешься, Господь?
***
Какая книга помогает чуду понять все это?
Со временем и я с друзьями буду лишь
перечитывать из Нового Завета.
Слова любил я, холил и лелеял,
и не они, а я был постояльцем,
я засыпал в их мире и елее,
укрывшийся лоскутным одеяльцем.
Я знал: они останутся, я – гину,
а там и слов, скорей всего, не нужно,
и с радостью я повторял по чину
за предками сложившаяся службы.
Но бабочка проспект перелетает...
Я десять лет не соберусь ответить,
зачем так весела, о чем мелькает
и почему так хорошо на свете?..
***
Вот и третья стража — проехала ПМГ.
Гёте, такая лажа — гвоздь в моём сапоге.
Странное состояние, не разберёшься вдруг.
Это — как клептомания, а у тебя нет рук.
Я это о чувстве времени, о стыдном чувстве его.
Можно стыдиться племени, но это — сильней всего.
Словно тебя выбросило — рыбой на берегу,
и мать, что тебя выпросила, плещется на бегу,
перебирает посохом, шепчет: «Сынок, держись...».
Стыдно дышать воздухом, когда есть другая жизнь...
Так-то вот, милый Ио’ганн, по-русски сказать, Яган:
и ПМГ проехала, и легче моим ногам.
***
Как пьяница ловит пылинку
и дует себе на плечо,
волынщик, поймавши волынку,
волынит её горячо.
У берега зимней волыни
хвалынская нота кипит.
Морозную ветку полыни
в петлицу вставляет пиит.
И пляшет с волынщиком дева,
и цокот её башмачков —
то справа, то слева, то с неба —
нельзя и понять без очков.
Такие пойдут выкрутасы,
такое точение ляс,
что, выпив для Светлого Спаса,
и телепни ляпнутся в пляс!
Большие мохнатые звёзды
давай кувыркаться в ночи!
И только оттаявший воздух
вчерашней полынью горчит.
* * *
Посмотри-ка ты под койкой,
нет ли чудом сигарет?
Нет, сиди-сиди, не ойкай —
нет так нет.
Я скажу, а ты послушай,
только тихо посиди.
Вот придут по наши души —
поглядим!
Я хочу сказать, что верю:
есть профессия — поэт.
Слушай, посмотри за дверью? —
нет так нет.
* * *
Когда прабабку увели из рая,
пришла зима и начались снега.
Снег пальчиками трогала нагая,
и легкая, и быстрая нога.
И не было ни ноября, ни скуки —
не названным открылся белый свет.
— Белым-бело, — она сказала в муке.
— Белым-бело, — услышала в ответ.
Следов цепочку тут же заметало.
От мира и от рая далеки.
Она ещё не ясно понимала,
что’ руку греть, что’ греться от руки.
***
Вот и ноябрь. Рассыпается время, однако
тихо, тепло, и еще никого не убили.
Только состав громыхнет, да завоет собака,
и удивишься земной остывающей силе.
Да, повторяю, рассыпалось время, как драка –
по переулкам, дворам, подворотням – к обрыву.
Тихо-то как. Может, мы не услышали знака
и за кого-то живем, удивляясь, что живы.
Здесь, в Расторгуево, вдруг понимаешь бездарность
вялотекущего смысла явлений природы
и удивишься, в душе уловив благодарность
за ощущение вновь обретенной свободы
просто писать и смотреть за окошко, и слушать,
как громыхают составы и воют собаки,
как распадается время – на тело и душу,
равно дрожащие в этом предутреннем мраке.
***
Как йог, я спал на доске с гвоздями.
На «Вы» разговаривал с гостями.
Пока обменивались новостями,
Я думал, что я сдохну.
И долог был этот день вчерашний!
Они, как аисты, шли на пашню
В надежде, что не просохну,
Что поделюсь, что налью грамулю,
Что жабка меня не задушит спьяну,
И бабу Нюру, свою мамулю,
Они вперёд пропускали. Пиано
Текла беседа, и вот: «Неплохо б
Уже и тяпнуть тебе с друзьями…»
Я был бомжом, но я не был лохом,
Послав их к Вивекананде Свами.
Бомжуй, пока молодой, мальчик!
Бомжуй, пока молодой… Так-то!
А вам полтинник, и что там дальше?
Ведь здесь не Нальчик и даже акта
Зимой тебе не заполнят в морге —
Звать никто и нигде есть я.
Я неизвестней, чем Рихард Зорге,
И чем дальше, тем неизвестней.
Может, пойти да и нашпионить?
«Юстас—Алексу». На помойках
Мелом писать: «Проблема Лимонии
В человеко-койках».
Лезь на чердак и в подвал спускайся,
Спи под кустом, отвечай наряду,
Что ты бомж, и ни в чём не кайся:
Тебя и даром ментам не надо.
Разве что ляпнут: давай-ка к ТЮЗу,
Там ваших ночью сегодня много…
Костёр, да «синька», да ходят юзом;
Нету Бога, где нет порога, —
Так и подумаешь. Ну и ладно.
Пустые бутылки в сумку ссыпешь —
И спать, и пусть поднимает кипеж
Арабский бомж Усама бен Ладен.
АЛЕКСАНДР ДОЛГУШИН
(1957)
Родился в России, на севере Тюменской области, работал на Урале и Сахалине, был моряком, геологом, плотником, строителем. С 1977 года живет и работает в Литве в Висагинасе. Первые стихи опубликованы в районных газетах в 1970-х. Автор сборников стихов: «Калейдоскоп», «Замкнутый круг»,«Расклеенный мир», «Красный Север», «Пробуждение», «Калейдоскоп» и другие, в которых находят отражение жизненный, профессиональный и духовный опыт, гражданская позиция, любовь к природе поэта. Лауреат конкурса «Ковдория» и неоднократный – международного конкурса русской поэзии «Под небом Балтики». Член МАПП.
ПИСЬМО В МИЛАН
Как там у Вас, в Италии, дела?
Как там, в Милане? – Хорошо и мило?
Как много Вам тепла Литва дала?
Не очень ли дорога утомила?
Был старый Вильнюс, серый неуют
Коротких улиц, впаянных в булыжники,
Янтарь витрин, где в лавках продают
Смолу и мушек – сонные барышники.
Костёлы, неба низкого плита,
Трамваи, лица хмурые прохожих
И статуэтки скорбные Христа
На распродаже. Не суди нас, Боже!
Район старинный. Развитой туризм.
Колокола звонят. Моя бы воля –
Веселье б отменил во время тризн,
Как при чуме. Ни капли алкоголя!
В нас бродит память – старое вино.
Живём, покуда не покинут силы.
И крутите Вы в голове кино,
Разгадывая фрески древней виллы,
Живя среди бесчисленных забот,
Кусок земли по сердцу выбирая
(Одна из самых значимых свобод).
Нигде мы всё же не находим рая...
2013
ПЯТНАШКИ
Бриллиантовой пылью заполнен мерцающий воздух.
Зябко кутаясь в иней, берёзы стоят, не дыша.
А на ветках рябин мандариново-рыжие гроздья
Горьких ягод под снегом вороны смешно ворошат.
Тишина. Даже слышно, как падают снежные хлопья.
День воскресный. Никто никуда не спешит.
Я прищурюсь - и в солнце летят разноцветные копья,
Словно в щит, из распахнутых настежь потёмок души.
Отражённые солнцем, они прилетают обратно.
Воздух пахнет зимой. Но уже и немножко – весной.
Мы играем в пятнашки. На солнце увидел я пятна.
А оно поделилось веснушками щедро со мной.
10.01.2016
БРОШЕНКА
Хмурый пёс смотрит в лужицу лунную,
Как в колодец. Прохладно и звёздно.
Беспризорник. Вот взяли да плюнули
Прямо в душу. Завыть? Несерьёзно.
Все уехали в город. Заброшенный.
Постепенно ветшает посёлок.
Только трудятся в травах некошеных
Одичалые трезвые пчёлы.
ПУГАЛО
Рвёт на груди рубаху непогода.
Гремит ведро пустое. Не пойму:
Зачем я здесь торчу, средь огорода?
Кого пугаю?
Страшно самому
И грустно мне: кружится птичья стая
С прощальным криком. Скоро улетят…
Я тоже о других краях мечтаю,
Да намертво
на жёрдочках
распят.
29.10.2014.
ЛЕНТЯЙ
Воскресенье. Я нежусь в кровати.
Слышу голос ворчливый жены:
«Как дитё! – Всё валяется! Хватит,
Может быть? Я вот жарю блины,
Словно пчёлка кручусь! Будто белка!
Что я – лошадь? Лежит, как тюлень…»
Боже мой! Это пошло и мелко!
Отвечать мне на глупости лень.
Как Обломов, впадаю в дремоту.
Солнце. Лето. Дорога. Крыльцо.
- Что, сынок, не встаёшь? Неохота? -
Голос мамы… Родное лицо…
27.04.2015.
ОБЛАКА
Как лебеди, садятся облака
На зеркало реки, роняя перья,
И тянется погладить их рука,
Преодолев их страх и недоверье.
И хочется в их стае, налегке,
Забыв про всё и отражаясь в небе,
Плыть по теченью по большой реке,
Как потерявший пару белый лебедь.
ЮНОСТЬ
Высоко в соснах свищет соловей.
Сирень цветет. Смолою, летним медом,
Крапивой пахнет, пылью, огородом,
И тают одуванчики в траве…
И брызжет солнца нестерпимый свет
Сквозь даже крепко сомкнутые веки,
И катят, словно скомканные, реки
Куда-то волны много-много лет…
Кисельные качая берега,
Кормилица-река в молочной пене
Купается. И воду пьет тайга,
Как лось, упав пред нею на колени.
Вот белым зверем пароход-мечта
Взревел, пошел… Куда? Чего бы ради?..
Жизнь начинаю с чистого листа.
Еще их много в тоненькой тетради!
20.05.2014
РАСКЛЕЕННЫЙ МИР
Клей плохой. Расклеиваюсь весь.
На соплях, как видно, все держалось.
Осень. Лакмус. Дождевая взвесь.
Листьев разношерстных побежалость.
Побежалость беженцев от войн.
Кровь и ор над пропастью вселенной.
Мир идет по грани ножевой.
Что-нибудь включить повеселей, но
Видеоприемник барахлит.
Как не бей – набит он дураками.
И разводит добрый Айболит
В облаках беспомощно руками.
25.09.2015
УТРОМ
Плыл туман, словно дождь. Просыпался заплаканный город.
Пробивались сквозь вату задавленно автогудки.
Шёл прохожий, втянувшись улиткой в приподнятый ворот.
Нёс в карманах пальто налитые добром кулаки.
Тусклый свет фонарей сквозь туман моросил виновато.
Было утро похожим на вечер. Две капли воды.
День Сурка круглый год. Шар земной под ногами — покатый.
Остановка. Автобус. Смурных манекенов ряды.
ЧУДО
Взлетают сотни белых парашютов:
Рассыпал одуванчик семена.
Встревоженный кузнечик (кроме шуток)
Ногою ищет: где же стремена?
Потеряна счастливая подковка.
Создатель – ювелир. Почти Левша.
И божья тварь – телёнок… Нет, коровка
Летит по небу, крыльями шурша!
25.05.2014.
СТИХИ О КРАСНОМ СЕВЕРЕ
Картофельные шаньги, калачи,
Селедки в лаврах и в душистом перце,
Заворожен, смотрю в огонь печи
Сквозь дырочки в литой чугунной дверце.
А на плите - тяжелые кружки.
Их можно снять, убавить, иль прибавить,
И пламени живого языки
Дно сковородки вылизать заставить.
А можно в раскаленные дрова
Кедровых шишек накидать. И сразу
Закапает слюна на рукава,
Пора мордашку сажей перемазать.
Ну, что еще я помню? Из еды -
Мороженые туши оленины
И розовые сружки осетрины...
Совсем не помню блюд из лебеды!
Еще я помню эти годы все
(Теперь, конечно, вряд ли где найдется)
В железной баночке такое монпансье,
Что вкус всю жизнь забыть не удается!
Среди удачных дней и в дни невзгод
Забудешь детство давнее едва ли!
Там фантики конфет под Новый Год
В кульках - как драгоценности сияли!
И на столе стоял брусничный морс,
И для гостей "Московская" "потела",
А окна разрисовывал мороз,
Как скатерть, удивительно умело!
И про рябину пел нестройный хор,
И Партия "родной" была и "мудрой",
И красный флаг - единственный колор -
Кровав, горел над бесконечной тундрой.
ДАВАЛГЕНЕ (НИКОЛАЕВА) ЛЕНА
Родилась России, в городе Сочи, Краснодарского края. Окончила Туапсинское педагогическое училище. С 1975 г. живет в Каунасе, работает воспитателем в русском детском саду. Выпустила книжку стихов для детей младшего возраста «Стихи обо всём и для всех» (2008). Готовится к изданию вторая книга. Член Русского литературного клуба им. Г. Державина.
РАДУГА
Тучки налетели,
Дождичек пошёл,
Радуга на небе
Зацвела цветком.
Радуются птички
Весёлому дождю,
Засияли капли
На золотом лугу.
Солнце засияло,
На душе тепло,
Наконец-то лето
К нам оно пришло!
ГРИБЫ
Вдоль тропинки мы пойдём
И грибов мы наберём
Полные корзинки -
Ни одной травинки.
Возле леса на опушке
Выросли маслята -
Шустрые ребята.
Вместе с ними вдалеке
Выросли лисички -
Рыжие сестрички.
А под клёном золотым,
Где живёт весёлый гном,
Выросли опята -
Дружные ребята.
Мы корзиночки возьмём,
В гости к гномику пойдём.
ДРУЖОК
У меня есть дружок -
Рыжий маленький щенок.
Бегает за мной,
Будто хвостик мой.
ПАУК
Я иду гулять -
А в углу паук сидит,
Просит с собой взять,
Он голодный и сердит.
Бегает за мной,
Паутину он плетёт -
Будто хвостик мой.
Муху он к обеду ждёт.
Муха мимо пролетала,
Я ложусь спать -
Пауку привет послала.
Он тоже на кровать.
Паук приветами не сыт,
Вместе мы лежим,
Ждёт, когда муха прилетит.
У нас один режим.
ЕВГЕНИЯ ДУДКО
Родилась в России в городе Пскове. Стихи и песни начала сочинять в детские годы. Дипломантка фестивалей русской авторской песни в Вильнюсе с 2003 по 2009 г. В сборнике «Антология русской авторской песни в Литве» опубликованы четыре песни среди 20 лучших авторов и исполнителей, отобранных редакционной комиссией из 80 участников конкурса (2006). Стихотворений были опубликованы в газете «Кругозор» (2003, г. Каунас). Участница хора «Русская песня» Центра русской культуры «Учение – свет». Живёт в Каунасе.
* * *
Ночною пеленою
Ещё затянут небосвод.
Но ласточки уже летают,
Какие- то пичужки нежно так
В кустах поют.
Под крышей дома моего
Голубь уже проснулся, и басом
Своей голубке что-то он поёт.
За угол стягивает кто-то
Простыню с небес и медленно,
Ночные тучи уплывают за горизонт.
Там будет ночь,
А здесь у нас рассвет.
Так век за веком дни сменяют ночи,
И годы нашей жизни уплывают
В вечность, как ночь за горизонт...
***
Отшумели годы мои лучшие.
Лета, вёсны канули в века.
За окном дожди идут холодные,
А вокруг пожухлая трава.
Уж зима добралась до околицы,
Скоро будут вьюги и снега.
Закружится белая метелица,
А виски покроет седина.
Что же делать, зимушка, с тобою?
Сердцу моему ты не нужна.
Осень золотая, за околицей
Задержись подольше у меня.
Отшумели годы мои лучшие.
Лета, вёсны – канули в века.
Пусть продлится осень золотая,
А потом опять придёт весна
* * *
Весной из тёплых стран
Скворец на родину вернулся.
Сидит с подружкой на крылечке,
Поёт о том, что ничего милее нет,
Чем отчий дом,
Берёзки белоствольной под окном,
Да за пригорком речки.
Когда зима в родных просторах
Вновь завьюжит,
Он должен улететь опять.
Но в снах и наяву
Будет вспоминать счастливую весну.
Сидит скворец с подружкой
У родного дома -
На крылечке.
ДОЛГУНОВ ОЛЕГ
Современный вильнюсский поэт. Руководит производственной компанией. Публиковался в разное время в периодических изданиях Литвы, а также литературном русском альманахе «Литера»(2010, 2017), сборниках поэзии «МАПП 5 лет в Литве» (2013), «Ступени» (2015) «День Вдохновенный» (2015) и др. Живёт в Вильнюсе.
ДИАЛОГ О ЛЮБВИ
Под занавес простого дня
И запах охлаждённой сажи
В особняке одноэтажном,
Пустом, где властвует сквозняк,
Скамейки жмутся к центру зала,
Камин холодный и худой,
Бутылка с местною водой,
Соседство тихого вокзала,
Без микрофона, все свои,
Стихи читались. Зал не полон,
И половины нет. Над полом
Слой холода, как шерсть, стоит.
Здесь та, что лучше всех из женщин
(Не спрашивайте имена),
Была испуганно-одна…
Хотелось об неё обжечься.
СТАРИННЫЙ ГОРОД
Старинный город, вечереет, центр -
Провинция - по меркам прибалтийским
Хоть и столица. Контур скользкий, низкий,
Маячит церковь в тупике, в конце.
Идем, не торопясь, шаги шуршат,
Меняются, как явки и пароли.
Края средневековой темной кровли
Беседе придают особый шарм.
Картавя чуть, мне говоришь о Нем
То безразлично, то почти тревожно,
Колеблется дистанция меж ложью
И правдой, малость сдобренной вином.
Летает паутина без корней,
Украденная сквозняком из тайных
Складов паучьих. Мирно так летает,
Играет в приближающийся снег.
Избравшая меня поговорить,
Ты замолкаешь, что-то перепутав,
И длится пауза целую минуту,
Годами начиненная внутри.
2019.01.13
ОТКРОЕШЬ ДВЕРЬ
Откроешь дверь в хранилище пустот -
На месте все изнанкою наружу,
Есть телефон, прицепленный на столб,
Работающий от стандартной двушки.
Когда водилась воля дотерпеть
События и скомканную веру,
Упрямство в нас перерождалось в спесь
Обычное безжалостно коверкать.
Выкладывала осень потроха
Загубленных стволов и душ, и листьев.
Костелы, обнажившие верха,
Напоминали чьи-то обелиски.
Гоняли воронье колокола,
Их было слышно далеко отсюда.
Бежала струйкой водка вдоль стола
Из мелкой опрокинутой посуды.
2019.01.19
МЫ ПРОСТО ЕСТЬ
Мы просто есть, как хлеб и чемодан,
Как стул, скрипящий лет примерно двадцать.
Я единица, сплю и целоваться
Зову тебя, но реже, чем тогда …
У нас, да, это точно, вдоль стола
На стенке полоса, как след касаний.
Есть ванна с электронными весами,
И даже батарейка там была.
Ты делаешься вечерами зла,
Но красота твоя тогда портретна.
В глазах особый блеск и сигарета
В твоих руках сгорает вся дотла.
Мне кажется, что ты, когда одна,
Пытаешься сложить два разных пазла
И от того, что два и оба разных,
Несчастлива и этим ты бедна.
Лекарства от хворобы не достать.
Есть я и ты, и кто-то там вне круга.
Но говорят, какая-то старуха
Умеет все расставить по местам.
2019.01.24
ВЕЧЕРНЕЕ
Выжат день, надорван, сметан,
Шов неровный в узелках,
Полотном заката мертвым
Ночь раскатывает ткань.
Сгинут истины полудня
Из пришпоренных голов,
Небосвод украсят луны
Нагло пялиться в стекло,
Освещать окно, снаружи
Заметенный снегом двор.
В комнате на поздний ужин
Только хлеб и ничего …
Обстановка грубовата,
Разговор вином размыт
Между рам пригорок ватный
Защититься от зимы.
Невысокой бледной стопкой
Тексты, в общем, не о чем ...
И безжалостно растоптан
В блюдце, треснутом, «бычок».
Тишина шаги в подъезде
Изредка несет в когтях.
Луны, высохшие в месяц,
Жестью скорбно шелестят.
2019.01.10
ШЕСТНАДЦАТЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ
Декабрь, зима, в назначенный им час,
Как сказано в писании - до знака,
Снежинки закружились, тенью на пол
Их двойники явились, но очаг
Не подпустил их ровно на два шага,
А от окна дорожка в коридор -
Бегущих точек молчаливый дождь
Догадки подтвердил – зима большая,
Считайся с ней и помни про февраль.
Тогда одна из женщин, нам известен
Ее и псевдоним, и адрес местный,
Мне говорила, что достигнут край,
Блестящей вилкой трогая посуду,
Что скоро мне изменит, вышел срок,
Устраиваться надо … Между строк
Я все читал не так, но мы не судьи.
Я думал про нее, не торопясь,
О том, что был любим и стал не нужен,
И швондеры хотят ее на ужин …
Зима была, шестнадцать двадцать пять.
2018.12.01
ДЛЯ ВРЕМЕНИ СТАНОЧЕК ТКАЦКИЙ
Прошедшему ворчливо ждать
Заведено, не пререкаться.
Для времени станочек ткацкий
Узлы вплетает в никуда.
Через порог и край зеркал,
В зазор меж Богом и наукой
Втекает день, как боль, как звуки,
Как свежий запах табака,
Теряя что-то, ослабев, -
Часть писем, номера нам близких
Из кратких телефонных списков,
Где среди первых быть тебе.
Сопротивляемся, устав,
Не быть … ни ждать… ни старой клячей …
Я не о нас, зачем ты плачешь?
Все понимаю … Перестань.
2018.12.09
ДАВЫДОВ ВЛАДИМИР
Современный русский поэт Литвы. Живёт в Вильнюсе. Стихи были опубликованы в русском литературном альманахе «ЛИТЕРА 2017».
ЗАЧЕМ
Не видевший Неба,
о нём никогда не тоскует.
Не каждый рождается
с сердцем Икара, летящим,
И только весною,
когда южный ветер подует,
Мы видим во сне вдруг себя,
над землёю парящим.
Дорога кого не звала,
те ничуть не страдают,
Что не были в странах,
куда отправляются птицы,
И знать не хотят,
что от них повороты скрывают,
Что там, за чертой,
за которую солнце садится.
А те, кто не встретил Любовь,
никогда не узнают
О крыльях невидимых,
выросших вдруг за спиною,
Как падают звёзды в траву
и поутру сверкают,
О парусе алом,
цветущем над синей волною.
Вы скажите - можно прожить
без Мечты и Дороги,
Не сделав попытки взлететь,
AVE MARIA
Месса окончена. Стиснут народом,
Двигаюсь к выходу узким проходом.
Вот я на улице, вот оглянулся,
Гром в небе грянул, мир покачнулся:
Как Афродита на берег из пены,
Храма покинув гулкие стены,
Меж прихожан осторожно ступая,
Девушка вышла - краса неземная!
Стан непокорный, форм совершенство,
Взору — услада, глазу блаженство!
Как околдован, смотрю, не моргая, -
Кто ты? Мадонна? Джоконда? Святая?
Очи прекрасные, брови густые…
Как ты прекрасна!
Ave Maria!
Мне отвернуться бы, прочь уходя,
Образ прекрасный в душе унося…
Но — не могу, и за слабость за эту…
Вижу в руке у неё... сигарету!
Что ты? Опомнись! - Крикнуть хочу,
Брось! Перестань! -
Но стою и молчу…
Вот огонёк зажигалки плеснулся,
Дым ядовитой змеёй потянулся.
Всё наваждение мигом пропало,
Как ничего никогда не бывало!
Где Мона Лиза? - Исчезла незримо…
Рыжая девка протопала мимо…
Смрадного дыма клубы густые…
Сказка закончилась...
Ave Maria!