Опять на окна ложится наледь,
И снег — пломбиром — на вафлю крыши.
Морозной ночью приходит память,
Садится в кресло почти неслышно,
Заводит речь о звенящем марте —
И в каждом слове шуршит позёмка.
Старинной вязью лежат на карте,
Мерцая тускло, зеркал осколки.
Бесстрашно реют над океаном,
Скользят над степью надеждой ложной,
Хребты и пики обвив туманом.
Царевна спит в ледяном острожье.
Её ланит побледнело пламя,
И в воду кровь обратилась в жилах.
Давно отпела колоколами
Душа, и солнце зрачков застыло.
Ты входишь в храм изо льда и стали, —
И гул шагов разбивает вечность,
Глаза пылают огнём баталий —
Защитник слабых, больных, увечных.
Ломаешь голову над загадкой:
В каком порядке слагать стекляшки.
Тебя учили — бросать перчатку,
Казну по ветру — и в бой с отмашки.
Никто не скажет об этом прямо:
Нет правды ни в зеркалах, ни в воске.
Но я не помню, как таял замок.
А может, он и не таял вовсе.