Дорогая моя прекрасная нежная Августина,
Я уже исписал листов, что с лихвою на двадцать две осени.
На краю света мне видится в этих закатах винных,
Как ещё об одном её просим мы.
Я на пальцах считал километры, мосты, самолёты, озёрные броды
И, конечно же, дни монотонные, недели и месяцы,
Но когда счёт пошёл на такие же длинные годы,
Занимал свои руки кормлением уток в пруду из-под каменной лестницы.
Ты слышала? - в эту вечернюю пели сирены с заводи
И эхом их песни летели до самых краёв акватории.
На этом пруду я писал веткой ивовой заповеди
И они уплывали невидимой частью истории.
Я совсем разучился плакать и спать, писать амфибрахий,
Пьянеть, обниматься, но лучшая из новостей:
Я свою долю принял и даже порвал заготовленный лист эпитафий.
Мне стоит гордиться - прошло меньше тысячи дней,
Если верить, опять же, календарю, который
Горит непрерывно в экране смартфона и на лету
Хватает время и в нём вырезает узоры
В виде чисел и дат в оправдание за телефонную немоту.
Впрочем, стрелка идёт упрямо и чертит па по окружной
И с этим наличие оного уже обретает суть.
И, если, чтоб завершить одну историю другую нужно -
Не боле минуты на сборы себе отпущу: докурить и отправиться в путь.