Когда-то давно, когда деревья ещё были большими, а дворовые пространства не имели границ,
в этих безграничных просторах у неё было много друзей и врагов. В детстве так положено, враги
нужны обязательно, они делают обыденную жизнь интересной и многогранной, но друзей всегда
было больше. Они были очень разными и, как яркая красочная мозаика, складывали в её калейдоскопе
удивительно-незабываемые узоры.
Сашка был очень светлой мозаикой, как будто не от мира сего. Он был лет на десять старше их,
но любил возиться с мелюзгой, и она отвечала ему тем же. Сашка был ДЦП-шник с рождения, у него
текла слюна, была поджата правая рука, скрючены сухие ноги, и — блаженная улыбка на перекрошенном
лице... Кто-то над ним смеялся, кто-то его дразнил, а ей он нравился, потому что в нём было очень много
чистосердечного добра и света, который так редко встречался у окружающих... Она всегда радовалась,
когда замечала его, переваливающегося в тени больших деревьев...
Детская больница... Она ещё не ходит в школу, но много времени проводит в состоянии, когда
умные взрослые пытаются её вылечить и не могут, ставя всё новые диагнозы и признаваясь в бессилии
медицины, а она вообще не понимает необходимости своего присутствия в этом заведении. Физическую
боль она тогда переносить научилась, а вот душевную, исходящую от медицинских и обычных взрослых
душ, переносила очень тяжело...
Чердачное помещение, в которое ведёт лестница из их отделения... Они прибегают сюда с ребятами,
чтобы через сетку-рабицу посмотреть на «психов». Здесь большая, без окон, комната для их прогулок.
Внешне они похожи на детей, но ведут себя совершенно непредсказуемо: кричат, подвывают, совершают
зацикленные необоснованные движения... Кто-то, цепляясь, пытается залезть на металлическую сетку,
отделяющую наши пространства, раскачивая её и тем самым отпугивая пришедших... Кто-то совершенно
спокоен... Где же она, эта граница разума и неразумия, здоровья и болезни?..
Дача... На соседней улице живёт Антон: здоровенный озабоченно-неадекватный парень — с мамой.
На вид он совершенно здоров, но они с девчонками интуитивно его очень боятся...
Параолимпийцы... Рябь на цветном телевизоре, и сквозь неё — чёрные инвалиды-колясочники
на баскетбольном поле. Они сталкиваются, бьются, падают и не могут встать... Как же сжималось
и рвалось её маленькое сердечко от боли, от уважения к их воле, от какой-то гордости за них — тех,
кто смог, тех, кто, преодолевая себя, стиснув зубы, шёл вперёд... И почему она никогда не видела
на улицах инвалидов в колясках?..
Монастырь... Прошло уже много лет... Люда прибилась к монахиням, сбежав из какого-то детдома.
У неё был взгляд загнанного волчонка. Её отогревали, ласкали, но она продолжала грызть и кусать тех,
кто был рядом. У неё внутри что-то сломалось, и настоятель тогда сказал, что это, к сожалению,
полностью никогда не уйдёт...
Однажды откуда-то привезли лежачих и сидячих инвалидов, скорее даже уродов... Они были очень
разные... Одни — фактически без признаков мыслительной деятельности, другие — с такими глубокими
глазами, что дна не было видно... Уже потом от попутчицы до Томска,
она узнает, что эти ребята были из посёлка Шегарка, в котором располагается и располагался чуть ли не единственный
на весь Союз дом инвалидов, и куда буквально сваливали всех ущербных: и физически, и психически
больных... Персонала в нём почти не было, люди ухаживали друг за другом, передвигались ползком
по коридору до удобств, превращаясь буквально в животных, а лет пятнадцать назад их объединение
инициативно взяло над этим заведением шефство...
В монастырь часто привозили разных телесно и душевно больных. Среди них были те, кто болел
не с самого рождения, были и одержимые... а с ними приходило много историй о том, как это произошло:
за день, в течение недели, месяца... Вдумываясь в эти истории, она осознавала, насколько всё рядом,
настолько тонка эта грань, насколько все люди больны, считая себя вполне здоровыми, и в чём оно
заключается, это настоящее Здоровье..., эта настоящая Красота...
...Она потом долго ничего не слышала про Сашку, он просто светил в её сердце. Они тогда переехали...
И только через несколько лет она узнала, что Сашка умер... Он привязался, со своей чистосердечной
искренностью и своими наивными разговорами, к какой-то пьяной компании, и его запинали до смерти,
затыкав окурками...
Деревья давно уменьшились, да и двор стал совсем маленький, а Сашкин Свет остался светить до сих пор.
22–25.01.19